— Что за шутки?! — разъярился Гринвуд.
— Слушайте внимательно, — холодно сказал Черок. — Все заперты в каютах. А шифр замков есть только у меня и у вас, ясно?
— Что вы задумали? — угрожающе спросил Гринвуд.
— Ваше дело слушать и выполнять. Сейчас я включу селектор, и вы по одному вызовете в отсек своих людей. Не вздумайте хитрить: я раскрыл их всех, знаю в лицо.
Тут в отсек вошли вооруженные Индола и Боноски.
— Аравак дежурит у Иглы, — сказала девушка. — А штурман в камере катапульты. Пусть отдохнет.
— Я стану у двери, — сказал Черок кибернетику. — А ты карауль Гринвуда. — Он придвинул тому селектор. — Итак, начнем?
…В дверях показался здоровяк Птил.
— Проходите, пожалуйста, — сказала Индола приветливо.
Птил сделал шаг, второй, еще не понимая, что означает напряженный взгляд Гринвуда. Но Черок, оказавшийся теперь позади Птила, стукнул его ребром ладони по шее.
— Прошу следующего, — без тени юмора приказал Черок. Спустя полчаса «невидимые», усыпленные наркотическими пулями, мирно похрапывали в отсеке запасных волноводов. Вскоре «уснул» и их шеф.
— Ну, что дальше? — спросил Черок.
Индола прикинула что-то в уме и ответила:
— Часов через пятьдесят войдем в зону станций слежения.
— И встретим суперракеты Дэвиса, — мрачно заметил Боноски.
— Ракеты я беру на себя, — сказал Черок. — А ты мне поможешь.
— О'кей, — буркнул кибернетик.
Почти не сбавляя скорости, что было немалым риском, Черок ввел мезолет в зону планет-гигантов. Щупальца локаторов лихорадочно обшаривали пространство, но — странное дело! — на экранах не плескались, как бывало, прямые и отраженные импульсы. Станции слежения будто испарились. Не видно было и суперракет.
— Что за чертовщина? — недоумевал Черок.
Между тем на обзорных экранах уже поплыли знакомые ландшафты Земли: Евразия, громадная чаша Тихого океана, вытянутые треугольники Нового Света. Холодно сияла ледяная шапка Антарктиды.
— Ничего не понимаю, — упавшим голосом сказала Индола. — Мы же на уровне стационарных орбит! Где земные спутники?
Черок пожал плечами и включил гасящие двигатели. Прошло некоторое время. Давно миновали красный шар Марса, и ни одна из его мощных станций не запросила позывных.
Черок все больше мрачнел. Проделав ряд маневров, он вывел мезолет на одну из экваториальных орбит.
— Я просто сбит с толку, — он с сомнением поглядел на Индолу.
Девушка до боли закусила губу, лоб прорезала глубокая морщина. Чувствовалось, что она напряженно размышляет.
— Куда подевались все спутники и станции? — опять начал Черок. — Или опять виновата Игла? Может, это и не Земля вовсе?
— Все гораздо печальнее! — тихо произнесла Индола. — Помнишь, как необъяснимо скоро появился эллипсоид Объекта Два-Зет?
Индола вдруг повернулась и бросилась к иллюминатору.
— Смотрите! — почти крикнула она. — Где остров Пасхи?
Черок прильнул к иллюминатору.
— Не вижу его. На его месте какой-то незнакомый массив суши.
— Это Восточная Пацифида!
Черок сжал ладонями виски:
— Еще минута, и я, наверное, рехнусь. Пацифида утонула в незапамятные времена… Что все это означает?
— Только то, что мы вернулись — в прошлое!!
— Что-что?! Неужели…
— Да, Черок. Наш корабль вернулся на Землю через Надпространство. — Индола медленно опустилась на пол. Ее глаза застыли.
— И все равно я ничего не понимаю, — Боноски с испугом переводил глаза с Индолы на Черока. — Какой-то бредовый парадокс.
— И реальность, и отражающая ее законы наука полны таких парадоксов, — ответила Индола усталым голосом. — Теперь я должна проанализировать магнитную запись того прибора, который старик Мохор конструировал всю свою жизнь. То-то он настойчиво предупреждал меня: «Будь осторожна! Следи, чтобы скорость мезолета не превысила запретной». Впрочем, я сейчас… — Гибким движением Индола поднялась и выбежала из рубки. А когда вернулась, за нею волочился толстый кабель.
— Вот, — сказала она, отдышавшись. — Присоедини теперь к экрану Релятивистских Часов. — Она подала Чероку конец кабеля. — Это выход установки Мохора, которую я испытывала.
Черок молча повиновался. Пока он присоединял кабель, Индола говорила, и в ее голосе слышались и бесконечная печаль, и гордость за отца:
— Мохор давно создал учение о Надпространстве. Но ни один физик мира не знал об этом. Старик хотел экспериментальных подтверждений. И вот мы их добыли… — она горько усмехнулась. — Правда, цена слишком велика. Да, так вот, Мохор рассчитал, что время в Надпространстве может течь совсем иным темпом и в ином направлении, нежели в трехмерном континууме Эвклида. Как именно? Для этого он и сконструировал Универсон — своего рода индикатор времени. Включай! — кивнула она Чероку.
…На экране возникла какая-то причудливая кривая.
— Ну конечно, — сказала Индола. — Геодета Надпространства, по которой мы вернулись к Солнцу. Я уже просмотрела видеозапись прибора. Выходит, мой старик, сам, может, не зная того, создал нечто вроде палеохронографа. Сейчас увидим ландшафты прошлого Земли.
Над кривой времени, прочертившей экран, поползли цифры записи, а под ними словно замедленные кадры киносъемки.
— Миллион лет до нашей эры, — пояснила Индола, сверившись с оригиналом — лентой магнитной записи, которую нервно мяла в пальцах.
…Два гигантских ледника двигались навстречу друг другу — один с Урала и Новой Земли, второй от Таймыра. Ледники сливались в одно сплошное ледяное поле, закрывавшее половину Западной Сибири. Чероку казалось, что он даже слышит, как ледник дробит и сглаживает горные породы. Края оледенения окаймляли исполинские валы из гравия, песка и глины. То была конечная морена. Все материки уже приняли современные очертания, но еще существовал сухопутный мост между Гренландией, Северной Америкой и Азией.
Видимо, в соответствии с перепадами скоростей мезолета по геодете медленно изменялся темп инверсии Времени, и на глазах у Черока, Индолы и Боноски одни палеогеографические картины наслаивались на другие. Они то отступали «вглубь», на миллионы лет назад, то резко возвращались в настоящее. И получалось так, что на фоне величественного явления генезиса Балтийского, Карского, Эгейского, Красного морей смутно проявлялись последние тысячелегия антропогена: завершалось формирование современного климата, животного и растительного мира. То вдруг казалось, что мезолет проносится над бесконечной зеленой прерией Северной Америки, какой она была пятьдесят тысяч лет назад. Там, где спустя пятьсот веков выросли Чикаго, Нью-Йорк, Бостон и Филадельфия, стояли дремучие леса, а в прерии паслись миллионные стада бизонов.
Индола попросила Черока чуть усилить темп «развертки» изображений. Геодета стала пульсировать, испуская вспышки света. Но таковы уж были законы в Надпространстве, что в записи этому ритму пульсаций ответило еще более причудливое наслаивание временных отрезков… Где-то в глубине экрана текли картины изменения климата: таяли льды Арктики, мелел Каспий. По всей Земле отступали ледники. Неуклонно повышался уровень Мирового океана… Потом стирались эти «кадры», и запись показывала куски далеких эпох. То это была Гренландия, покрытая рощами хлебных деревьев… То Британские острова в то время, когда там было царство жарких пустынь. То теплые древние моря у полярного круга, на берегах которых зеленели тропические джунгли.
Запись оборвалась на отметке около сорокового тысячелетия до нашей эры, что соответствовало тому моменту, когда мезолет достиг окрестностей Солнечной системы. «Где-то здесь он вынырнул из Надпространства, — подумала Индола. — Но где именно? Я дорого бы дала, чтобы знать эти координаты».
Черок устало опустился в кресло. На лице у него выступили красные пятна, руки дрожали. Что теперь делать?
— Надо приземляться, — сказала Индола. — Не вечно же нам крутиться на орбите!
— Да, конечно, — вздохнул Черок. — Придется садиться. Но прежде…