Вечером этого же дня шериф и его жена поняли, что он не умеет говорить.
Никаких видимых причин для этого не было. Его язык был в полном порядке, гортань выглядела вполне здоровой. Уиллер смог убедиться в этом, заглянув в раскрытый рот мальчика. Однако Пауль не говорил.
— Значит, дело все-таки в этом, — пробормотал шериф, мрачно покачав головой.
Было около одиннадцати вечера. Пауль спал.
— Что значит «в этом», Гарри? — спросила Кора, расчесывая перед зеркалом пышные темно-русые волосы.
— Еще тогда, когда мы вместе с мисс Франк пытались заставить Нильсонов отдать мальчика в школу…
Он повесил брюки на спинку стула.
— Они каждый раз отказывались. И теперь я понимаю почему.
Кора посмотрела в зеркало, где отражалась фигура мужа.
— Но может быть, у него все-таки что-то не в порядке, Гарри? — мягко сказала она.
— Ну конечно, мы должны будем попросить доктора Стейгера осмотреть его. Хотя я не думаю, чтобы он был болен.
— Но ведь они были культурными людьми, и у них не могло быть причин не учить ребенка разговаривать. Наверное, дело тут в нем самом.
Уиллер снова покачал головой.
— Это были странные люди. Кора, — сказал он. — Они и сами-то разговаривали так, словно общаться с простыми смертными им невмоготу. Как будто они были слишком хороши для этого.
Шериф со вздохом опустился на кровать и принялся стаскивать ботинки.
— Ну и денек! — пробормотал он.
Взгляд Коры остановился на фотографии, стоящей на туалетном столике. Дэвид, когда ему исполнилось девять лет. Этот ребенок Нильсонов многим напоминал Дэвида. Ростом и сложением. Вот только волосы у Дэвида, пожалуй, были немного темнее, но…
— Что же нам делать с ним? — спросила она.
— Ох, Кора, не знаю, — отозвался шериф. — Я думаю, нужно просто подождать до конца месяца. Том Полтер говорит, что в конце каждого месяца Нильсоны получали по три письма. Из Европы. Подождем, пока они придут, и тогда ответим адресатам. Возможно, что у мальчика есть где-то родственники.
Она все еще сидела перед зеркалом, медленно проводя расческой по волосам. Когда раздалось мерное посапывание уснувшего шерифа, жена его поднялась с места и быстро вышла из комнаты. Она пересекла холл и подошла к дверям комнаты, где спал мальчик.
Лунный свет заливал кровать. Светлые блики лежали на неподвижных худеньких руках ребенка. Затаив дыхание. Кора стояла в тени, отбрасываемой дверью, и смотрела на эти руки. На секунду ей почудилось, что там в кровати — ее Дэвид.
…Это были звуки. Тупые, нескончаемые удары по чуткому, живому сознанию. Невыносимый непрекращающийся грохот. Он догадывался, что все это лишь некий способ связи людей друг с другом. Однако способ этот терзал его уши, оглушал, окружал непроходимой преградой рождавшиеся мысли. Порой в редкие паузы между словами, которые изливались на него, он успевал схватить обрывок их чувств и желаний, подобно тому как животное успевает схватить кусок приманки до того, как захлопнутся стальные челюсти капкана.
— Пауль! — звала она.
Физически он был совершенно здоров. Доктор Стейгер в этом абсолютно уверен. Никаких причин для немоты не существовало.
— Мы начнем тебя учить. Все будет хорошо, дорогой. Ты будешь учиться.
Острыми иглами вонзались в его мозг звуки. «Пауль, Пауль».
Пауль. Это был он сам. Он прекрасно понимал это. Но этот мертвый, однообразный звук не был никак связан с ним. Он сам, все грани его личности не могли уложиться в этот резкий, лишенный каких-либо ассоциаций зов.
Когда отец и мать звали его, мысленно произносили его имя, оно вмещало многие стороны его характера, его личность. И ответом была вспышка понимания.
— Пауль! Ну попробуй. Повтори за мной: Па-уль, Па-уль.
Он отшатывался и в панике кидался прочь от нее, а она шла за ним к кровати, куда он забивался, как в нору.
Потом надолго устанавливался мир. Она брала его на руки, и без слов они вполне понимали друг друга. Она гладила его волосы, целовала мокрое от слез лицо. Он лежал, согретый теплом ее тела, словно маленький зверек, который, не чуя опасности, смог наконец вылезти из своего убежища. Он догадывался, что и она понимала бесполезность слов там, где нужно было выразить любовь.
Любовь — бессловесная, ничем не скованная и прекрасная.
…Шериф Уиллер как раз собирался выйти из дома, когда в кухне зазвонил телефон. Он остановился на пороге, ожидая, пока Кора снимет трубку.
— Гарри, — услышал он ее голос, — ты уже ушел?
Он вернулся в кухню и взял трубку у нее из рук.