Ничто меня так не радует, как обвинения в плагиате. Они укрепляют уверенность, что я стал ближе к высокому образцу, что я на правильном пути. Впрочем, я стараюсь подходить к традиции не рабски. Если существует такая штука, как прогресс, то мы должны противиться ей. Это не имеет ничего общего с возней авангарда, который развязность принимает за новаторство. Ничто не раздражает так сильно, как не соответствующая возрасту развязность, ничто не стареет так безобразно, как мода.
Взять хотя бы модные тексты, которые когда-то потрясали публику, становясь предметом культа, чтобы не сказать идолопоклонства, книги, без которых, как без брюк, невозможно было показаться в обществе. Их цитировали на раутах ртами, набитыми закуской. Знаю безумцев, которые оклеивали ими свои жилища, изводя на это два экземпляра, неосмотрительно напечатанных с обеих сторон листа. И что осталось? Жгучее чувство стыда. Обои поблекли. Единственные места, которые еще можно читать без ощущения неловкости, это те, которые были правлены мною. Я часто обращаюсь к забытым и, казалось бы, давно отработанным текстам. Хоть я и знаю, что они не найдут путь к читателю, я до сих пор правлю их. Точно так же как каждое поколение должно решиться на собственные переводы классиков, переводы, не зараженные настроением эпохи, так и мы должны снова и снова редактировать канон.
Мне не грозит безработица. Совсем напротив: теперь, когда распустили представительства компентентных органов на местах, у меня обязанностей больше, чем когда бы то ни было, и на вынужденной пенсии я чувствую себя все моложе, быть может, благодаря тому, что я был вынужден также вернуться в отдел печати, где я когда-то стартовал. С него я начинаю день: покупаю за собственные деньги несколько газет в киоске — общенациональных, католических, либеральных и вчерашних вечерних таблоидов. Приятно! Приятно констатировать, что после стольких лет мы не потеряли хватку и удар остается крепким, как правильно поставленный еще в детстве бэкхэнд. Другое дело, что приличную часть работы уже за меня сделали, так что, если бы несколько издательств сложить в одно, возникло бы издание практически образцовое, как циркуляр. Но в годину унизительного измельчания каждое в отдельности требует дополнений.
Общая картина, признаюсь, не слишком привлекательна, достаточно сказать, что кабинетный кризис возникает в результате неправильно поставленной в тексте закона запятой, и некто, обвинявший нас в цензуре синтаксиса, сегодня страдает из-за порочной пунктуации, зависящей от служебных установок. К сожалению, менять ее слишком поздно, некому больше послать тираж под нож и далее — во вторсырье, на чем не выигрывают ни законодательство, ни древонасаждения, и, возможно, уже тем самым решена судьба системы вторсырья.
Задумайтесь, к чему мы идем! Президента марают, как какую-нибудь уличную девку, обещающую каждому. Манифестации ходят длинным хороводом от Совета министров до сейма и тем же самым путем обратно, аж мостовая изрыта каблуками, как после танца фламенко. Множатся обманы с уплатой налогов, а биржа вертит деньгами не хуже, чем осцилятор. Группки сбиваются в политические партии, которых некому закрыть. Неизвестные злоумышленники изымают свои данные из архива и учреждают городскую охрану, в то время когда лига защиты края использует остатки бензина в музейных автомобилях с двумя скоростями. Зато новый автомобиль выигрывает радиослушатель, правильно ответив на вопрос, когда он родился, а потом по пьянке въезжает в остановку, причиняя материальный ущерб и нанося увечья. Национальное богатство раскрадывают. Сбор пожертвований не контролируется. Трагедии разыгрываются на глазах: отец семейства убивает детей, потому что потерял веру и работу. Зато бурно растут пивоварни, без которых не было бы не только пива, но также и музыки, спорта и газет. Даже Костел потерял епископальную способность и говорит не своим голосом, а по радио.
Иногда для сравнения я покупаю иноязычные издания, те, что когда-то были враждебно настроены к нам и недоступны даже по подписке. Должен признать с горечью и стыдом, что сегодня с ними меньше работы, чем с местной прессой: покушение на честь королевы там редкость. Папарацци перенеслись к нам и орудуют в центральном агентстве. Вот как рушится иерархия. Разодранная на лоскуты языков, гибнет империя.