Девятое августа — дата незабываемая: мы отправляемся в странствие по совершенно не известному для нас миру. В этот день из героев детективного романа мы превратились в зрителей необыкновенного спектакля. Иногда мы принимали в нем участие и, даже не отдавая себе в этом отчета, переносились из партера на подмостки сцены, а оттуда — на последний ярус галерки.
В пути Рамон время от времени определяет направление нашего движения: юг, восток, запад, но даже он, хозяин и знаток сельвы, не понимает, куда мы идем вместе с индейцами. Это похоже на запутанные передвижения паука, ползающего вверх и вниз. Днем мы скрываемся в пещерах, а ночью во мраке, нередко под проливным дождем продолжаем путь среди сосновых и дубовых рощ. Ни одного стона, ни гримасы боли. Очевидно, исстрадавшиеся души индейцев как бы защищены плотным панцирем, а сознание подчинено стоической дисциплине. Из болеутоляющих трав, собранных по дороге, мы приготовляем для раненых компрессы и примочки.
На третье утро возле зарослей колючего кустарника и плакучей ивы, усеянной черными шишечками, мы нашли просторную пещеру: летучие мыши, скорпионы, глиняная посуда, лепные изображения животных, богов, людей. Хрупкие фигурки, намного пережившие их создателя, свидетельствуют о его божественной гениальности. Несомненно, пещера была священной: там мы увидели пьедестал для идолов и нечто вроде ящика для сокровищ.
В глубине на ровной площадке находились остатки какого-то сооружения, где, согласно поверьям, отдыхает Аскель — дух, хранящий сокровища. Индейцы подозрительны и недоверчивы, а потому они часто переносят в другие места свои символы традиций и веры.
Из Пикачос сюда привезли знахаря Анисето-Чето, который должен был вылечить Хервасио. Знахарь отнесся к нам очень недружелюбно. И когда мы, осмотрев своих лошадей, пасшихся в укромной ложбине, вернулись к пещере, он запретил нам входить в нее. Хервасио рассказал ему, какую мы оказали услугу индейцам, и тогда восьмидесятилетний знахарь позволил нам находиться в пещере. Вначале он отвергал нашу помощь, когда делал перевязки раненому. Но постепенно изменил к нам отношение. А через несколько недель уже доверял тайны черной магии:
— Если лентяй будет носить с собой косточки указательного пальца покойника, то станет трудолюбивым и угодным женщинам.
— Если хочешь стать невидимкой — убей черного кота и жабу; сожги их в безлунную полночь и натри кожу сажей. Твоя кожа так пропитается сажей и дымом, что ты станешь невидимкой.
— Когда захочешь погубить кого-нибудь, то постарайся увидеть во сне, что даешь ему пить. Как только тебе это приснится, тот упадет замертво.
Мы бродили с ним по лесу, отыскивая корни, кору, листья и плоды целебных растений. Однажды мы захотели отдохнуть под гигантским деревом. Но знахарь почему-то вдруг страшно разволновался и оттащил нас от этого дерева. Затем он объяснил, что тень от него вызывает неизлечимые язвы. Осторожно, стараясь не испачкаться в ядовитом соке и не входить в тень дерева, он сорвал большой плод, разрезал его ножом и извлек бобовидные семечки. В небольшой дозе они — превосходное слабительное, а большая вызывает смертельный понос. В тени этого коварного дерева не растет трава, под ним не пробегают животные, птицы облетают его стороной. Когда мы возвратились в пещеру, Чето произнес:
— Ахааумуа?[28]
— Ахей уакате натуси[29],— ответил Хервасио, словно вздыхая.
Полил дождь. Чето и Хервасио разговаривали на языке кора, а другие индейцы дремали с открытыми глазами, рассевшись вдоль пещеры. Я и Рамон сидели у входа в нее и смотрели на струи дождя.
Чето подошел к нам, поправляя завязанный под подбородком расшитый фигурами оленей плащ. Мы покуривали и смотрели на дождь. Он попросил закурить, и мы угостили его. Чето достал кукурузный лист, скрутил папироску, заклеил ее слюной и выпустил струю дыма. Вдруг он заговорил о спрятанных сокровищах индейцев. Это было так неожиданно и настолько противоречило его мудрой сдержанности, что мы сразу почувствовали подвох.
— Почти в каждой пещере в этих горах есть сокровища, — говорил знахарь. — Бумажных денег нет. Бумага гниет, а зарытое в землю серебро со временем приобретает ценность золота.
Мы поняли, что нам ставят ловушку. Старик хорошо знал белых и метисов, алчущих сокровищ, и хотел испытать нас. Мы молчали, равнодушно устремив свои взоры на завесу дождя, который с каждой минутой припускал все сильнее.