Выйдя из оцепенения, он величественно подходит к столу, заворачивает стрелы и перья в платки, перекидывает через плечо веревочки, на которых укреплены мешочки, надевает окаймленное перьями сомбреро на копну черных волос, затягивает ремешок шляпы под подбородком и в сопровождении Хервасио и женщины выходит. За дверью они обмениваются несколькими словами. Кажется, своими темными глазами колдун показывает на нас и говорит, что мы виновники его провала…
Мы выходим на свежий воздух и с наслаждением глубоко дышим. Хервасио помогает женщине взвалить на плечи безжизненное тело ее сына. В полнолуние колдун снова попытается изгнать злого духа. И если тот заупрямится и не захочет выйти, то боги придут за юношей.
Я замечаю, каким странным взглядом смотрит Рамон на мать, которая, сделав из своей накидки нечто вроде колыбели, уносит в ней сына. Рамон провожает взглядом индианку, пока она проходит вдоль хижин и твердыми шагами взбирается на холм. Он о чем-то думает, вероятно о своем мальчугане.
Уходит и могущественный колдун Андрес Уизтита, погоняя отелившуюся корову — плату за его услуги. Силуэт колдуна вырисовывается на фоне убогих крестьянских полей.
Апрельское солнце жаркими лучами клевало пашни. Год, который по всем приметам обещал быть дождливым, принес с собой запоздалые шквальные тучи; солнце то появлялось, то исчезало в них. Поэтому-то Хервасио и сказал, что солнце как бы клюет землю.
Везде царило какое-то беспокойство. Татоуаны, топили, старейшины и все братья-коры казались чем-то озабоченными. Это беспокойство проявлялось днем в бесконечном хождении по дорогам и тропинкам, а вечерами в суетливой возне в хижинах. Все о чем-то шептались с Хервасио. Эта озабоченность все усиливалась, наконец индейцы стали совсем мрачными.
Однажды поутру с холма около Сабинос у бугра, поросшего кактусами, что на правом берегу реки Хесус-Мария, мы заметили маленькое облачко пыли на тропинке, ведущей к Халиско. Хервасио некоторое время пристально всматривался в него и вдруг радостно сверкнул глазами.
Это была группа уичолей во главе с Андресом Уизтита. Я едва узнал колдуна без его пышного одеяния. Индейцы подъехали к Хервасио, жестами выражая удовлетворение и восторг, пожалуй, несколько сдержанный из-за нашего присутствия.
Отойдя шагов на сто от нас в тень гигантского можжевельника, уичоли принялись что-то обсуждать. Они приехали для того, чтобы попросить разрешения у правителя племени кора посетить пещеру богов и условиться о сборе пейоте. Индейцы договорились обо всем очень быстро. Хервасио указал, куда следует идти, и уичоли отправились испросить у богов милости.
Постепенно индейцы селения стали успокаиваться. Вечером Дом обычаев кишел как муравейник; отовсюду слышались дружеские приветствия и пожелания удачи. По традиции племя кора поручило племени уичолей посетить обитель богов и помолиться об успешном сборе пейоте.
Пейоте!.. Хикори!.. Забвение, сила, спокойствие! Панацея от всех бед!
Рамон умоляет Хервасио и всех татоуанов разрешить ему идти вместе со всеми. Его просьбу приняли чрезвычайно холодно. Индейцы как бы смутились от этой просьбы. Кажется, они боятся, что произойдет нечто страшное, если они уступят настойчивым просьбам метиса, и в то же время избегают категорического отказа. Рамон в отчаянии. Ему очень хочется удовлетворить свое любопытство. Когда вернулись уичоли, Рамон поспешил к Андресу Уизтита. Колдун был в хорошем настроении: боги обещали ему помочь…
— Возьми меня, могущественный колдун. Я буду помогать тебе, я буду выполнять все твои приказания. Я буду делать то, что ты пожелаешь, — умолял Рамон.