После долгого молчания Рамон снова начинает:
— Послушай, Торибио, а что случилось с врачевателем Хесусом Мелчором?
Главные участники беседы, словно быки, снова тянут вверх по склону колесницу разговора.
— Вот те на, — произносит Торибио, закуривая новую сигару, и рассказывает следующую историю.
Врачеватель Хесус Мелчор поднакопил довольно много денег. Он прослыл богатым человеком, и его арестовали. Две ночи каталажки облегчили его на триста песо. Поэтому его выпустили на несколько дней, дней на пять, не больше, а потом снова сцапали и заявили, что его следует расстрелять:
— Тебя к стенке.
— Но у меня кое-что есть… — бормочет несчастный.
Он отдал двести песо и пять коров. Попытался уйти.
— Нет, нет, тебя мы так просто выпустить не можем…
— Однако…
— Ты должен бежать из тюрьмы, чтобы никто ничего не подумал.
— Но все же…
— Вот осел! Двери каталажки будут открыты…
Врачеватель удрал в ту же ночь. Когда забрезжил рассвет, комиссар сделал вид, что узнал о его побеге, и разослал во все стороны своих людей, чтобы схватить лекаря. С тех пор он живет на скалистом перевале. По ночам навещает больных, лечит, кое-что зарабатывает и платит за то, чтобы его не арестовали. О своем бедственном положении он никому не говорит, ибо ему пригрозили расправиться с ним. Невозможно его заставить написать жалобу. Никто не может его убедить, что преступники могут быть наказаны. Его преследуют несправедливости, он проглатывает оскорбления и считает себя обреченным.
— Все комиссары отдают половину штрафов Комете, — заявляет Сантьяго, человек корыстолюбивый, а потому в его словах звучит зависть.
— Больше! — ворчит Аусенсио, татоуан с седой бородой, привыкший молчать — речь ему дается с трудом.
Рамон безжалостно погоняет быков беседы.
— Послушай, Торибио, а что произошло с маленьким кора Фелипе Лопесом?
Бык налегает на ярмо:
— Вот те на, Хервасио, ты еще того не знаешь: у Фелипе Лопеса было много коров в Агуаскальентес. Последние дни своей жизни он очень тосковал — у него угнали скот. Он стал следить и захватил вора — метиса Мануэля Рамиреса. Фелипе бросился к Майору, уличил грабителя, но вор продолжал грабить как ни в чем не бывало…
— А что стало с Фелипе Лопесом?
— Не знаю. Он же и оказался виновным.
— И вы не встали на его защиту? — горячо восклицает Рамон.
— С чем? С голыми руками? Если бы у нас было оружие!
Комета — это символ всякого рода несправедливости, на него и обращена ненависть индейцев. Но Хервасио невозмутим. Вождь хранит абсолютное молчание — он чувствует себя бессильным.
Если он скажет хоть слово — оно станет приговором Майору.
— Вот и теперь нас снова притесняет Комета, — добавляет внезапно Воттена. — Разве не он начал раздавать в горах земли каким-то пришельцам за полцены? Разве не он заставляет нас платить за сухой валежник, что мы берем на растопку?
— Ну ведь не вся земля принадлежит ему… — вздыхает Хервасио.
— Хорошо, — говорит Торибио, обращаясь к Аусенсио, — а что бы ты сделал, если бы тебя захватил на дороге Комета…
Вопрос ударил седобородого, словно камень в спину, и он, опустив голову, бормочет:
— Лучше я спрячусь…
— Ты спрячешься?.. А куда? — допрашивает Торибио. — Вот и плохо, что некуда. Лягушка спряталась однажды, да мул ее раздавил.
— Я не лягушка! — восклицает татоуан.
— Ну так хотел спрятаться мул, да его сожрал ягуар.
— Я не мул, — протестует старик.
— Лучше всего быть ягуаром, — подзуживает батрак с бычьими глазами.
— Нет! — вскакивает Рамон, — и ягуара бьет из ружья белый.
— Лучше всего стать белым, — поддакивает Хервасио.
— Да-да, вот-вот… — поддерживают многие взволнованно.
Но у слов есть жало, и оно больно ранит.
— А как же мы можем стать белыми?
— Хи-хи-хи, — смеется седобородый. Затем поясняет: — лучше всего иметь винтовку и патроны.
— Вот, вот! — кричат все задорно и решительно, словно они сделали удивительное открытие. — Вот! — И кажется, по горам раскатывается эхо выстрелов. — Вот! Во-от, во-от! Иметь винтовку с патронами!
— Да знаешь ли ты, что значит иметь винтовку? Человек и винтовка составляют одно замечательное целое!
— Итак, все ясно: нужно отнять винтовку у белого, — говорит Торибио.
Индейцам кажется, что они уже вооружены, их взгляды не выражают покорности. Они мечтают об оружии и добудут его любой ценой: в обмен на коров, на овец, на кукурузу, в обмен на все, что угодно. Они готовы вступить в контакт с синими или с верховным правительством, только ради того, только ради того, только ради того, чтобы иметь оружие, пусть старое, пусть заржавленное, но оружие!