Дремотный полдень в забытом богом приморском городишке. Марево на пустынных улицах. Страстное желание предаться лени, дремать, послав к чертям все постановления.
Взглянув в окно, я заметил, что вверх по улице идет балагур Карлос. В руках у него гитара. Ветерок играет его вьющимися волосами, воротом распахнутой на груди рубахи. Он веракрусец, но чувствует себя здесь как дома. Сначала до меня долетает его баритон, а затем и он — здоровый, смуглый — вваливается в комнату и падает в пальмовое кресло.
Ширится мелодия песни. Чувствую, что моя печаль постепенно уходит все дальше и дальше. Кажется, она остановилась на улице под ослепительным солнцем, подбоченилась, смотрит на меня с вызовом, надеясь вернуться, но потом исчезает бесследно.
Карлос беззаботен. Он — как полевой цветок, берущий от жизни лишь самое необходимое. Он поет, как ребенок, о том, что видит, что чувствует. Песня так же присуща ему, как и запах тела.
— Послушай…
Но Карлос не любит, когда его перебивают. Ловкие пальцы извлекают мелодию, а из горла рвутся алые, трепещущие, как петушиные гребни, слова. Вдруг он замолкает, лукаво смотрит на меня и снова, как одержимый, поет, быстро перебирая струны.
— Послушай…
Но чудесный голос льется широким потоком.
Его веселье захватывает и меня. Куплеты вырываются на улицу и заставляют шушукаться соседей: «Начальник пьян».
Я пытаюсь силой заставить его прекратить пение.
— Замолчи ты, Карлос. Уважай государственное учреждение.
Входит курьер. На затылке болтается соломенная шляпа. Я узнаю от курьера, что кляузник Даниель недоволен решением, которое вынесла хунта, но уже потихоньку развязывает суму — готовит деньги.
Формуляр 1-С-1! Да будь он проклят! Копия расписки… А если все это сжечь, вместо того чтобы посылать в Тепик?..[13]
Мы с Карлосом выходим на улицу. Нас догоняет Перехетес. Он бежит по дороге, преследуемый мальчишками. Его шею и покрытую чесоточными струпьями грудь закрывает ожерелье из звенящих медальонов. У него мания воровать изображения святых. Он хранит их в своей каморке и вешает на шею. Весь сонм святых покоится на его безумном и счастливом сердце. Осторожно проникает он в дома и крадет только святых, и ничего более. Он мог бы равнодушно пройти мимо бриллиантов, не взяв ни одного из них. Когда Перехетес поспешно выскакивает из какого-нибудь дома, люди улыбаются и называют его сумасшедшим. Медальоны — его монополия, и он безмятежно дремлет в полдень в окружении святых. На полу своей хижины он нарисовал звезды, а на стенах — летящих ангелов. И вместо того чтобы сказать: «иду домой», — он убежденно твердит: «иду на небо». Сейчас Перехетес, сопровождаемый мальчишками, куда-то бежит и вскоре скрывается за пристанью.
Однажды Перехетес — безумное божество городка — поссорился с приходским священником. Вне себя от гнева он проклял попа. Священник — беспримерный интриган и скандалист, живущий днем с богом, а ночью с дьяволом, — начал страдать припадками страха, позеленел от разлившейся желчи, испугался и стал заискивать перед Перехетесом. И теперь дает ему хлеб и медальоны.
Здание таможни огромно. На галереях дремлет охрана и ее начальник. Бренчит на гитаре Карлос, от его песни все просыпаются и слушают, затаив дыхание. Здесь сплетничают, курят и пьют черный горячий кофе. Это называется «перемахнуть полдень». Иду на берег, чтобы с кривым Луисом передать несколько слов Рамону.
Неподвижные суда, лодки, вытащенные на песок и лежащие вверх днищем, пустынный берег. Море, волнующееся море, здесь ты не открываешь, а пресекаешь все пути.
Кривой Луис — владелец верткой и пузатой лодки. С ее помощью он кое-как кормится. Сейчас, усевшись на гребне прибрежной дюны, ремонтирует невод. Я прошу его: «Съезди и расскажи Рамону о том, как прошли его похороны».
Его единственный глаз блестит. Он кивает и откладывает сеть в сторону. Вдруг из-за спины кривого выскакивает Перехетес, прикрывая руками огромную гроздь медальонов на хилой шее. Проклятый слышал мою последнюю фразу и повторяет ее во весь голос, сопровождая истерическим смехом. Он бежит к пристани и повторяет ее там.