Но жизнь, этот суровый учитель, убедила меня в обратном. Я видел, какие неблаговидные дела творились в стенах синагоги, видел, что ее заправилы шли на любые бесчестные поступки, лишь бы нажиться побольше за счет обманутых прихожан. Где уж им думать о братстве! И если раньше синагога верой и правдой служила богачам, то теперь ее пытаются сохранить хапуги и стяжатели. Я понял, что если бы Яхве действительно существовал, то он, будучи по уверению торы всемогущим, бесконечно мудрым и справедливым, не допустил бы, чтобы его храм был отдан на поругание темным дельцам.
Мне, трудовому человеку, обман и лицемерие были всегда отвратительны. Не желая больше обманывать ни себя, ни других, я во всеуслышание заявляю о своем решении порвать раз и навсегда с иудаизмом и с синагогой.
Исаак Аронович Коган,
грузчик станции Тирасполь.
Я ПЕРЕСТАЛ СЛУЖИТЬ БОГУ ЯХВЕ
Еще в ранней юности у меня обнаружился сильный и звучный голос. Слушать мое пение собирались люди из многих местечек. Я мечтал учиться. Хотелось стать профессиональным певцом. Но это была только мечта. Разве могла она осуществиться в условиях боярской Румынии? Двери консерватории для бедняка-еврея были закрыты. Вот и пришлось мне пойти по стопам отца, потомственного кузнеца.
Отец от зари до зари гнул спину на богачей, но достатка в доме не было. Подрос я, стал помогать отцу. Как и он, большую часть времени проводил в кузнице, у горна. Но жизнь не улучшалась, семья едва сводила концы с концами.
Заветная мечта стать профессиональным певцом никогда не покидала меня. Мне многие искренне сочувствовали, но оказать помощь не могли. Это было не в их силах. Как-то знакомые и друзья нашей семьи подсказали моим родителям и мне, что применение своему врожденному таланту я смогу найти только в синагоге. В тех условиях это действительно было так. Отец после долгих колебаний решился пойти к местному раввину и просить его пристроить меня к синагоге. Раввин охотно согласился. Он понимал, что для «храма божьего» человек, обладающий хорошим голосом, — это сущий клад. Так в 1934 году началась моя служба в синагоге. Закончилась она совсем недавно, по моей воле. Я решительно отказался от прибыльного места кантора оргеевской синагоги и сказал всем, что мой голос никогда больше не будет воспевать несуществующего бога Яхве.
Долголетний опыт, сама жизнь убедили меня, что мое дарование использовалось раввинами в качестве приманки для привлечения людей в синагогу. Спекулируя на естественном стремлении людей к прекрасному, иудейское духовенство испокон веков использовало народные таланты для обирания доверчивых прихожан. Немалые барыши извлекал и раввин Меламуд. До установления Советской власти в Бессарабии Меламуд занимался торговлей. Но коммерция, видимо, не удалась ему. Он решил «потрудиться» на ниве бога Яхве. Отрастив себе бороду, Меламуд стал частым посетителем синагоги. Вскоре он пробрался к руководству религиозной общиной. Сначала подвизался в роли птицереза, а затем стал раввином.
Сделавшись раввином, Меламуд не перестал быть вымогателем и обманщиком. Помню, когда умер сторож синагоги, раввин забрал его квартиру, прогнав из нее нового сторожа Менерера и его семью. Предприимчивый раввин открыл рядом с синагогой птицерезку для убоя домашней птицы. Кроме того, он создал мастерскую по изготовлению перин и развернул широкую торговлю ими на оргеевском рынке.
Стяжательство и корыстолюбие раввина не знали пределов. Я понял, что он и меня ощипывает, словно битую птицу. Больно было сознавать, что мой голос для раввина был такой же доходной статьей, как и куриные перья.
Ближайшие сподвижники Меламуда — Валерштейн, Лившиц и Шварцман — такие же дельцы, как и он сам. Шварцман являлся председателем общины. Во времена господства румынских капиталистов и бояр он владел большой мастерской с наемной рабочей силой. Власти только ему доверяли проверку всех видов весов. После войны, в 1945 году, Шварцман вернулся из эвакуации в Молдавию. Этот делец сразу же занялся сбором денег на приведение в порядок еврейского кладбища. Но это был только предлог. Он заботился не о том, чтобы обеспечить усопшим вечное блаженство на небесах, а о делах земного характера, о личной выгоде. Шварцман, Валерштейн, Лившиц забрали у кассира синагоги собранные от прихожан 9 тысяч рублей и поделили их между собой.
Эти и подобные им мерзости руководителей синагоги пошатнули мою веру в бога. Разум рвался к правде. Все чаще я стал задумываться над поучениями торы. Еще и еще раз вникал в хорошо знакомые мне строки этой «священной» книги иудаизма. Но только теперь уже подходил к ним критически, стараюсь во всем разобраться и все понять. И понял многое из того, о чем раньше и не догадывался.