Когда пришло время, Барнс расположил римлян по одну сторону комнаты, а карфагенян - по другую. Устный опрос проходил чрезвычайно живо, каждая сторона с необычайным воодушевлением описывала свои дела. Через какое-то время Барнс попросил римлянина описать битву при Каннах. Тогда римляне разом швырнули свои учебники в противника. Карфагеняне соорудили из скамьи таран и зажали им римлян, которые отбивались учебниками, грифельными досками и жеваной бумагой. Барнс пришел к выводу, что битва при Каннах проиллюстрирована вполне достаточно и попытался ее остановить; но воины посчитали это невозможным, карфагеняне изготовили еще один таран и снова набросились на римлян.
Римляне сдаваться не желали, и битва разразилась с новой силой. Один карфагенянин схватил римлянина за волосы и возил его головой по столу самым ужасным образом; римлянин, издав громкий вопль, стукнул карфагенянина по голове "Арифметикой" Гринлифса. Ганнибал зажал голову Сципиона Африканского у себя под мышкой; Сципион, стараясь вырваться, споткнулся, оба полководца упали и продолжили схватку на полу. Кай Гракх толкнул Гамилькара на преподавателя, тот, отчаянно стараясь удержаться на ногах, налетел на печку и сбил около тридцати футов печной трубы. После этого римляне сплотились, и через пять минут изгнали карфагенскую армию из класса, и Барнса вместе с ней; затем они заперли дверь и начали поедать яблоки и прочие трофеи, найденные в столах поверженных врагов.
Покончив с трофеями, они подошли к окнам и стали выкрикивать неприятные замечания карфагенянам, стоявшим во дворе, и призывали старого Барнса снова вести их противников в бой. Но тот, вместо этого, позвал полицейского; полицейский постучал в дверь, открыл ее, и увидел, что римляне прилежно занимаются. Барнс вернулся с побежденными, направился к Сципиону Африканскому, выволок его из-за парты за ухо, после чего принялся пороть великого военного гения обычной хворостиной, пока тот не расплакался; Барнс отпустил его и проделал ту же процедуру с Каем Гракхом. Затем все привели в порядок, а на следующее утро Барнс объявил, что отныне история будет изучаться как и прежде; он также написал письмо в еженедельник "Образование", в котором высказался в том смысле, что, по его мнению, человек, предложивший новую систему изучения истории, должен быть публично расстрелян. Правда, следует отметить, что мальчики теперь интересуются историей не так сильно, как в тот памятный день.
<p>
* * * * *</p>
Отца мальчика, на время ставшего Сципионом Африканским, звали Смит. Он с семьей переехал жить в город всего за несколько недель до открытия школы. Сципион - очень предприимчивый и изобретательный мальчик. Сын полковника Коффина, как-то раз, стоя у забора, поделился со мной своими впечатлениями от Сципиона, которому было четырнадцать лет.
- Мы с ним хорошо знакомы; он знает больше меня, и у него больше опыта. Билл говорит, что его отец был грабителем (Смит, между прочим, дьякон пресвитерианской церкви и очень хороший юрист) и что у него есть десять миллионов долларов в золоте, спрятанных в подвале, рядом с несколькими скелетами, - людей, которых он убил. А еще он говорит, что его отец - волшебник, и это он устраивает все землетрясения, случающиеся в мире. После землетрясения, этот старый человек возвращается домой, весь покрытый потом и такой уставший, что едва стоит на ногах. Билл говорит, что это очень тяжелая работа.
А еще Билл сказал, что однажды к его отцу пришел человек, желавший продать молнии; отец ужасно рассердился и съел его, - съел живьем; а потом съел всех, кто мог об этом знать.
Это все рассказал мне Билл. И теперь я об этом знаю. Он еще рассказывал мне, что когда-то у него была собака, - маленькая, - и он запускал с ее помощью воздушного змея, привязывая его к ее хвосту. Однажды, когда он так сделал, налетел сильный порыв ветра, и собака бежала по улице на передних лапах около мили, а потом змей внезапно начал подниматься, и через минуту собака оказалась на высоте пятнадцати миль, и, как мне кажется, - сказал Билл, - могла видеть Калифорнию и Египет. Во всяком случае, в конце концов, ее унесло в Бразилию, и она возвратилась домой вплавь по Атлантическому океану; потому что, когда ее осмотрели после возвращения, ее лапы оказались покусанными акулами.
Мне бы очень хотелось, чтобы отец купил мне собаку, я бы тогда тоже отправил ее в путешествие. Но мне никогда не везло. Билл сказал, что когда они жили за городом, он однажды вышел на крышу, чтобы запустить своего змея, и присел на край дымохода; пока он сидел, его старик поставил внизу бочку с порохом, чтобы с его помощью очистить дымоход от сажи. Когда порох взорвался, Билл взлетел и угодил на шпиль баптистской церкви, порвав штаны, и его не могли снять три дня; он болтался там, подобно флюгеру, и жил тем, что поедал ворон, садившихся на него, потому что те полагали, будто он сделан из листового железа.
Он очень изобретателен. Он как-то рассказал мне о машине для изготовления колбасы, которую изобрел его брат. Это была очень хорошая машина, с педалями; Билл сказал, что они изобрели ее осенью; свинью требовалось установить в машину, педали соединялись со струной, и когда свинья нажимала на педали, струна двигалась вверх и вниз, разрезая ее на части и помещая мясо в оболочку. Билл сказал, что его брат придумал для нее девиз: "Каждой свинье - собственную колбасную машину", и утверждал, что она прекрасно работала. Но я не знаю. Что касается меня, я не верю в такую машину. Но, так или иначе, Билл утверждает обратное.
Еще он рассказывал мне про своего дядю из Австралии, когда-то нашедшим огромную устрицу; он забрался внутрь раковины и оставался там до тех пор, пока не съел ее. Затем он расколол раковину пополам, одну половину использовал как лодку, и плавал на ней, пока не встретил морского змея; он убил его, снял с него кожу, а когда вернулся домой, то продал ее одной пожарной компании как шланг за сорок тысяч долларов. Билл утверждал, что это правда, и он может показать мне человека, работавшего в этой самой компании. Мне бы хотелось, чтобы мой отец отпустил меня в море; я тоже хочу отыскать такого змея; но он не разрешает, и не дает возможности прославиться.
Только вчера Билл рассказывал, что индейцы, поймав его однажды, вбили ему в живот одиннадцать железных костылей и сняли скальп, - и он не почувствовал боли. Он сказал, что спасся благодаря дочери вождя, выведшей его из вигвама и давшей лошадь. Билл сказал, что она была в него влюблена, а когда я попросил показать мне его раны, оставленные костылями, он ответил, что не может снять одежду, поскольку тут же истечет кровью. Он сказал, что даже его отец об этом не знает, поскольку он боится расстраивать старика и ничего ему не рассказал.