Три-четыре дня я замечал, что внутри счетчика что-то сильно шумит; этот шум можно было слышать по всему дому. Но я был рад, что он снова работает, несмотря на морозы, и сохранял спокойствие.
Примерно через две недели пришел счет за газ. В нем было обозначено, что в течение квартала я сжег около миллиона пятисот тысяч футов газа, и должен был заплатить почти триста пятьдесят тысяч долларов. Я надел шляпу и отправился в газовую компанию. Там я подошел к одному из клерков.
- Сколько газа вы поставили в город в прошлом квартале?
- Не знаю, думаю, около миллиона футов.
- В моем счете указано, что я сжег газа на полмиллиона футов больше, чем вы поставили, и я хочу, чтобы счет был исправлен.
- Дайте-ка мне взглянуть на счет. Хм-м-м! Все верно. Показания сняты с вашего счетчика. Это то, что он показал.
- Но подумайте сами: я не мог сжечь больше, чем вы поставили.
- Ничем не могу помочь; прибор не может врать.
- В таком случае, как вы это можете объяснить?
- Не знаю; это не наше дело, мы занимаемся практикой, а не наукой. Для нас счетчик - истина в последней инстанции. И если он показывает, что вы сожгли шесть миллионов футов, значит, вы сожгли их, даже если мы ничего вам не поставляли.
- Не стану от вас скрывать, - сказал я. - Счетчик замерз, и я починил его с помощью кочерги.
- Цена от этого не меняется, - сказал клерк. - Мы взимаем плату за газ, добытый с помощью кочерги, как и за любой другой.
- Но ведь не можете же вы спрашивать с меня триста пятьдесят тысяч долларов только из-за того, что я чинил счетчик кочергой?
- Даже если бы в счете значилось семьсот тысяч долларов, я воспринял бы это со спокойствием, которое, вероятно, вас бы удивило. Платите, или мы отключим газ.
- Можете отключить его и провалиться всей компанией, - воскликнул я, выходя из офиса и разрывая счет на клочки. Я вернулся домой; взял кочергу, применение которой грозило мне разорением, и направился к счетчику. С момент получения счета, он зафиксировал расход газа дополнительно в размере миллиона футов; он крутился со скоростью сто футов в минуту; через месяц я был бы должен газовой компании больше, чем правительство Соединенных Штатов своим кредиторам. Поэтому я превратил счетчик в бесформенную массу, выбросил его на улицу и выключил газ в подвале.
Затем я отправился в редакцию "Патриота", чтобы убедить майора Слотта опубликовать материал о мошенничестве газовой компании. Пока я сидел в редкции, пришло два-три человека. Первый был в ярости и повел себя загадочным образом. Он приветствовал майора и бросил в него стул. Затем ухватил редактора за волосы, три или четыре раза приложил головой о стол и пнул ногой. Когда эта драматическая сцена закончилась, он поднес кулак к носу майора и заявил: "Ты, идиот и бродяга, если ты завтра же не напишешь об этом, я заявлюсь сюда и тебя убью! Ты меня понял?" После чего несколько раз дернул майора за уши, снова пнул его, вылил чернила ему на голову, высыпал туда же песок, стукнул кулаком по столу и ушел. Все это время майор сидел неподвижно, с болезненной улыбкой на лице, и не произнес ни слова. Когда посетитель вышел, майор поднялся из-за стола, вытер чернила и песок со лба и, обращаясь ко мне, сказал:
- Как видите, Гарри сегодня был склонен немного пошутить.
- Он несколько неординарный юморист, - ответил я. - И что же стало поводом для такой шутки?
- Ну, он собирался продать свою мебель на аукционе, а я обещал ему опубликовать объявление в "Патриоте", но забыл об этом; и он зашел, чтобы напомнить.
- Скажите, все ваши друзья освежают вашу память столь необычным и ярким образом? Будь я на вашем месте, я бы ответил ему соответственно.
- Это вряд ли, - ответил Скотт. - Даже уверен, что вы этого не сделали бы. Гарри - шериф, и дает в газету рекламу на две тысячи долларов. Я бы скорее позволил ему гнать меня пинками до Борнео и обратно, чем лишить "Патриот" рекламы. Что такое пара пинков и несколько тычков по сравнению с двумя тысячами долларов? Нет, сэр, за такую сумму он может делать со мной все, что хочет.
Следующий посетить был менее агрессивным. Высокий, стройный, одетый в траурное платье. Он вошел в кабинет и сел на стул. Сняв шляпу, смахнул слезы с глаз, задумчиво потер нос, бросил в шляпу носовой платок, поставил шляпу на пол и сказал:
- Вы знали миссис Смит?
- Не имел чести. Кто она?
- Она была моей женой. Какое-то время болела. Но позавчера ей стало хуже, она протянула до вечера, а вечером ее не стало. Ее душа рассталась с телом. Она умерла. Перешла в другой мир.
- Я очень сожалею.
- Я тоже. И я пришел, чтобы спросить, не может ли кто-нибудь из ваших литераторов написать стихотворение, посвящнное ее достоинствам, чтобы я мог поместить его в вашей газете.
- Не знаю, но вполне возможно.
- Вы говорите, что не знали ее? Она была очень доброй женщиной. И обладала весьма примечательными чертами. Ее нос был самым кривым в Штатах - он был согнут в сторону. Старый капитан Биндер говорил, что он похож на кливер шлюпа, идущего наветреным галсом. Как вы понимаете, это он так шутил. Но Хелен никогда не сердилась на него. Она тоже шутила, будто нос ее повернут таким образом, что когда она чихает, то чувствует, как на затылке у нее шевелятся ее черные волосы. Она обладала прекрасным чувством юмора. Я не буду возражать, если вы вставите в стихотворение какой-нибудь легкий намек на ее нос, чтобы друзья узнали ее. Также можете упомянуть о дефекте ее глаз.
- Что за дефект?
- У нее был только один глаз. Видите ли, сэр, когда она в детстве рубила дрова, ей в глаз попала щепка. Она попыталась исправить дело с помощью стеклянного, и это принесло совершенно неожиданный результат. Стеклянный глаз все время был устремлен в одну точку, в то время как другой двигался, так, что вы никогда не могли сказать, смотрит ли она в небо или присматривает за служанками, чистящими картошку. Когда она ночью засыпала, один ее глаз был закрыт, а другой - широко открыт, проснувшись, я приходил в ужас, и тряс, и пинал ее, чтобы разбудить и избавиться от этого зрелища. Однажды я взял клей и приклеил веко на искусственном глазе, но, когда она проснулась утром, ей это не понравилось. Пришлось вымачивать глаз в теплой воде и смывать клей.