На свободу – с чистой совестью…
Из цикла «Элои и морлоки»
А бывает и еще хуже: только что человек соберется съездить в Кисловодск, – тут иностранец прищурился на Берлиоза, – пустяковое, казалось бы, дело, но и этого совершить не может, потому что неизвестно почему вдруг возьмет – поскользнется и попадет под трамвай! Неужели вы скажете, что это он сам собою управил так? Не правильнее ли думать, что управился с ним кто-то совсем другой?
М.А.Булгаков «Мастер и Маргарита»
«Оставь, не жалей ни о чем,
Летай пока горячо,
Пока за полеты не просят плату.
Но все же ночною порой
Мне снится конвой и солдаты…»
Г. и В. Самойловы, «Агата Кристи».
…– Дед, а дед, а может, это ангел господний? С неба же он…
Озорная, задорная и, казалось бы, никого и ничего не боящаяся Анютка робко жалась за спиной Афанасия Лукича, стоящего в десятке шагов от таинственного пришельца с небес с ружьем наизготовку.
– Дура ты, Нюрка, – рассудительно ответил через плечо старик. – Ангелы-то, небось, с неба нисходят, а этот – вишь, как брякнулся, до сих пор дымится…
За спиной выбравшегося из аварийной капсулы Геннадия Антиохова парила разогретая тормозными двигателями земля.
– Да и рожа-то у него вовсе не ангельская, – добавил, как отрезал, дед и прикрикнул на пришельца небесных сфер: – А ну, руки выше держи! Пущай с тобой в милиции разбираются, какой ты ангел и откуда здесь взялся…
Геннадий, ошеломленный аварией, мгновенным, как ему показалось, забросом в капсулу, длительным, в три с половиной витка, торможением и вовсе даже не мягким, как обычно показывают в кино, приземлением, старательно улыбался, пытаясь не показывать при этом зубы, и разводил в стороны руки, демонстрируя отсутствие оружия. Так положено было при внезапном контакте с аборигенами, Геннадий отрывки из предполетного, нудного инструктажа кое-как вспомнить смог, но вот, что делать дальше – сообразить не получалось. Очень уж неожиданно прозвучала вполне понятная, родная речь на чужой планете, да и мужик в поношенных, измазанных землей сапогах, неуловимого цвета широких штанах и потертой, штопаной телогрейке с ружьем в руках, и девчонка, прячущаяся за ним, в легкой косынке, бесформенном то ли сарафане, то ли платье, казалось, только-только вышли со страниц учебника истории.
«Ладно, пойдем в эту, как её… милицию, – подумал Геннадий, подчиняясь движению ружейного ствола и выходя на узенькую, едва приметную тропку. – Там чего-нибудь соображу… Я ведь случайно здесь оказался…»
Дальнейшие события, ну, совершенно выбили Антиохова из состояния относительного душевного равновесия, в которое он, кажется, все-таки ухитрился попасть, несмотря на аварию, вовсе не предусмотренный его личным расписанием сброс на непонятную планету, негостеприимную встречу. Конечно, митинга, цветов и рукоплесканий он и не ожидал от аборигенов, все-таки визит его был непреднамеренным и совершенно неофициальным, но скорейшая встреча с кем-то, являющимся местным начальством, представлялась Геннадию обязательной.
А вместо этого – тесная каморка с маленьким, едва различимым оконцем в углу, у самого потолка, без света, без бытовых удобств, их заменяло простое ведро в углу, с тарелкой непонятной каши три раза в день, и хмурое лицо местного милиционера. «Чем богаты, тем и рады, – ворчал тот, препровождая космического пришельца в камеру. – Это для своих, пришлых у нас тут не бывает… сиди, жди, горе-злосчастье…»
На вполне резонный вопрос Геннадия, почему это он оказался "горем-злосчастьем", милиционер вздохнул глубоко-глубоко: «Да как бы из-за тебя, мил человек, и мне не оказаться там, куда Макар телят не гонял…»
Через двое суток, если судить по восходам и закатам местного солнца, за Геннадием прибыл воняющий бензином и разогретым металлом грузовичок с необъяснимой жестяной коробкой вместо кузова, в которую пришелец и был препровожден не менее, чем местный милиционер, хмурыми, невыспавшимися в дороге конвоирами в длиннополых шинелях, помятых фуражках с синими верхом и красным околышем, с яркими малиновыми петлицами и показавшимися Антиохову громадными винтовками.
А еще через сутки езды по бесконечным ухабам, с жутким завыванием мотора, с матерком конвоиров и редкими, всего-то трижды за весь путь, выводками арестанта по нужде, Антиохова вывели из «воронка» и, не давая отдохнуть ни минутки, только заведя по дороге в жутко воняющий хлоркой сортир, отконвоировали в заставленную раритетной мебелью комнатку, казалось бы, навсегда пропахшую табачным перегаром и сильнейшим запахом гуталина.