Но и голод, и прошедшее уныние осени неожиданно отступили перед фронтовыми новостями. Под очередной Новый год, который традиционно не праздновали, а просто отмечали удивительно тихо и спокойно, под Сталинградом была окружена, а потом и ликвидирована огромная войсковая группировка врага. Это была первая серьезная, по-настоящему чувствительная победа в этой долгой, изнурительной войне.
А через восемь месяцев после внезапного исчезновения в лагерь также неожиданно вернулся «кум»: в новеньких погонах полковника, с совершенно седой головой и начинающими дрожать при малейшем волнении руками. Вместе с ним прибыло полдесятка бойцов, когда-то уходивших воевать отсюда, из лагеря, и – слухи. Шепотком охранники, а следом за ними и зэки, рассказывали друг другу, как в пустынных донских степях гнали наших к Волге германские дивизии, как сравняли с землей огромный город, как на этих развалинах дрались за каждую улочку, каждый дом, как все-таки отдали врагам город и тут же, фланговыми, мощными ударами перерезали связи чужой армии со своими тылами. И как потом – железом на железо – остановили танки Манштейна, рвущиеся, во что бы то ни стало, к окруженным войскам. Еще тише, пряча глаза, рассказывали, как умирали десятками и сотнями вражеские солдаты, блокированные в разрушенном городе, от морозов, недоедания, обстрелов и бомбежек. А про «кума» рассказывали, что все полгода прослужил он едва ли не при штабе самого адмирала Канариса, начальника военной разведки врага, много ценных сведений передал, был разоблачен, стоял под пытками и чудом смог бежать… Что из всего этого было правдой, а что – незатейливыми солдатскими фантазиями, никто из зэков, даже многомудрый Велли, не мог судить. Но то, что военная фортуна повернулась лицом к русским, поняли все.
Лагерную охрану не меняли, все-таки, секретность – есть секретность, но прислали новое обмундирование с погонами, так ненавидимыми большинством красноармейцев всего-то несколько лет назад. И – главное, чуток улучшилось снабжение продовольствием. Паек, хоть и не увеличился, но стал поразнообразнее, теперь месяцами жевать перловку уже не приходилось.
А в середине лета из лагеря исчезли эши. Не все, правда, а только те, про которых говорили, что они – экипаж боевого крейсера, потерпевшего жутковатую аварию рядом с планетой лет тридцать назад. Как обычно бывало, самого момента исчезновения эши никто не заметил, были они тут, рядом, крутились на подсобных работах, а потом, раз – и нету. Да уж, чему-чему, а режиму секретности и конспирации у местных безопасников можно было поучиться и самым «высшим». Через недельку Велли авторитетно объявил, что ящеров обменяли на что-то такое, что непременно даст о себе знать в ходе войны. И – как в воду глядел. К концу лета враг потерпел еще одно сильнейшее поражение. Теперь у всех на языке были слова «Курск», «Орел», «Белгород», «тигры», «Прохоровка», «мясорубка», «жуть»…
И хотя в войне явственно обозначился коренной перелом, восстанавливать охрану в лагере до числа довоенной, ну, или хотя бы первых месяцев войны, никто даже и не подумал. Впрочем, так оно было даже и лучше. Меньше людей посвящалось в высшие государственные секреты, а сами зэки давно смирились со сложившимся положением, понимая, что о побеге или неподчинении могли думать, разве что, вновь прибывшие, но и у них такие мысли выветривались очень быстро, в основном, под напором разъяснительных разговоров «стариков»-сидельцев и хотя бы поверхностным знакомством с местными реалиями.
– Сбежать-то? да запросто, – снисходительно кивал Генка молодому, пока еще розовощекому и удивительно энергичному пареньку, доставленному в лагерь пару дней назад и теперь рвущемуся на волю. – Сбегай… до первых патрулей. Ежели тебя сразу, на месте, не пристрелят, то вернут в лагерь, и хорошо, если в наш, то посадят в общий, будешь там уголовникам втирать про свой высокий интеллект и достижения цивилизации… хорошо, если за блаженного примут, может, и не тронут, но – по-всякому бывает, нравы тут первобытные, простые и грубые…
– Ты-то откуда такое знаешь – как в других местах? – поинтересовался новоиспеченный сиделец, пока еще жадный до любых новостей и уже томимый информационным голоданием, через которое прошли все из сидящих с разной степенью тяжести.
– Бывает, к нам подсаживают кого из местных, – нехотя пояснил Антиохов. – В воспитательных целях. Мол, ты вот такой умный и против власти прешь, а глянь – инопланетники, высшие, можно сказать, существа, а тихо-мирно свой срок мотают, не кочевряжатся… Знаешь, у некоторых от нолсов да ворбланов и мозги набекрень становятся, ведь они такого даже на картинках в своем кино не видели…