— Ой, мне нельзя! — встрепенулась Ксения.
Но после веселых уговоров выпили все и разобрали яблоки.
И тут из дверей вышли чистенькие ребятишечки. Мальчики — в белых рубашечках с черными галстучками, большеголовенькие, крошечные мужички. Мария невольно вспомнил внучонка Мишку и задержала в руках ненадкусанное яблоко.
— Товарищи, нас пришли поприветствовать воспитанники детского сада «Теремок»! Пожалуйста!
И опять все захлопали и заулыбались, а ребятишечки стояли вдоль стены серьезные, и это еще больше умиляло всех. А потом они, как колокольчики, немножко не в лад пели песенки и рассказывали стишки.
Вот ведь заразята какие!
Проводив ребятишек, ведущие стали подходить в разных местах к столу и задавать вопросы. Кто-нибудь из доярок вставал и рассказывал о себе, о своей работе. Говорили все складно.
— Ты гляди, какие бойченные! — восхищалась Настя. — А мы, поди, и два слова на людях связать не сумеем, так только промеж собой смелы.
Мария согласно кивала и с часто бьющимся сердцем прислушивалась к голосу ведущего; все казалось, что вот-вот назовут и ее фамилию... А хотя, что бы она могла сказать? Ведь каждую почти спрашивали про какие-то «секреты мастерства», про отношение к работе, и все как-то находили, что оказать, а она? Разве думала когда-нибудь про эти результаты и достижения? Как было по молодости, Мария уже не помнила, а теперь — теперь нет. Все дни ее, исключая разве что праздники, были заполнены работой. Это уже было как привычка. В работе она забывалась, работой утешалась и никогда не думала, что вот, мол, я работаю для того-то. Для денег? Но куда же их еще. Верка сама матерью стала...
А ведущие вдруг подошли прямо к ним. Смешавшись, Мария напружилась вся, глядя на лежавшее перед ней яблоко, и услышала голос мужчин:
— А что скажете вы, Ксения Петровна? Мы помним, что вы были в числе первых кавалеров ордена Трудовой Славы в районе, когда движение трехтысячников еще только-только начиналось, и, как видно теперь, до сих пор не снижаете набранной высоты. В чем же ваш рабочий секрет?
Мария расслабилась и повернула голову. Ксения уже тихо встала и, улыбаясь, глядела на ведущего.
— Да какой же секрет, — сказала она негромко, — нет у меня секретов. Я ведь на ферме уже двадцатый год, значит, опыт есть, да и привыкла уже, — она замолчала, улыбаясь, а с другого конца стола вдруг отозвался Семенов.
— Да-да, Ксения Петровна, вы очень хорошо сказали сейчас: привыкла. Святая привычка трудиться! Да-да. Ведь большинству из вас, сидящих здесь, ни к чему те высокие слова, которые мы очень часто повторяем. Вы просто работаете, просто у вас получаются высшие в районе достижения — какая высокая простота! Спасибо вам!
Слегка покраснев, Ксения кивнула ведущему и тихо села. Выждав минуту, женщина-ведущая обратилась к другой доярке, но это дело как-то быстро заглохло. Потом еще раз наполнили стаканы, но их мало кто пригубил. А со сцены опять пели, и народу в фойе вроде бы прибавилось. Мария уже не обмирала, как девчонка, а было ей просто хорошо, и она, глядя вокруг себя, беспрестанно улыбалась.
— Ну, а теперь, товарищи, объявляется перерыв, — распорядился мужчина-ведущий. — Внизу будут работать ларьки. Беляши, яблоки, колбаса. Пожалуйста.
Все тут же задвигались, заподнимались.
— Нинка, я за тобой! — громко предупредила Настя.
Но первыми им выйти не удалось все же, несподручно сидели.
Постепенно Мария окончательно обвыкла и успокоилась. По сторонам она глядела уже трезво, и окружающие показались ей немного ненастоящими. Все вроде гордились собой, а Мария вспомнила, как получились эти самые трехтысячные надои. У Нинки, и у Насти, и у Ксении — у всех были в группе «батрачки» — растелившиеся уже коровы, но считавшиеся порой, дольше законных двух месяцев, нетелью. У Марии было двадцать семь голов в группе, а суточный надой делили на двадцать одну.
Шесть коров «батрачили» у нее, сто двадцать на всей ферме, а во всем районе тогда сколько?
Подумав так, Мария на время отвлеклась, но потом немудрая эта задача снова вернулась к ней и даже обеспокоила. Ведь раз так, то весь этот праздник — неправдашний. Стыдно же гордиться тем, чего не было и нет. Мария хорошо помнила, как завфермой Егоров матерно клял какие-то «две контрольные цифры», по надоям и поголовью, что ли, но теперь она о другом подумала: о том, что наверняка ведь все знают и вряд ли отшибло у кого память перед этим вот совещанием. Просто... Просто что? Со своими бы поговорить сейчас, но те, оставив Марии пакеты и сумки, ушли куда-то по надобности, а одной ей такие размышления были не под силу. Раньше, если и подкатывало что-нибудь, она скорее хваталась за привычную работу или делилась с Настей: та хоть и сама порой ничего не могла рассудить толком, зато ловко умела успокоить и отвлечь. Надо было бы постараться и сейчас отмахнуться, чтобы не темнить праздник. Но получилось иначе.