— Какие новости, Колян? — спросил председатель.
— А никакие, — неохотно ответил Коля. — Рыбачить к вечеру пойдем.
— Это хорошо. Я бы тоже не отказался...
— Еще собрание собирают. Там, говорят, кое-кому влетит...
— Вот как? — насмешливо-снисходительно удивился Евгений Васильевич, а через минуту улыбнулся: — Что ж, не все только по головке гладят, — он потрепал Коле выгоревшие вихры.
Коля недовольно повел худым плечом, отстраняясь от руки председателя. «Храбрится, — подумал он, — а на душе, поди, кошки царапают».
— Из района на машине приехали... С парторгом куда-то укатили, — сказал Коля.
— Ну-ну... — проговорил Евгений Васильевич и надолго умолк.
У самого села Коля украдкой взглянул на председателя. Сидел он, большой, грузный, и думал непонятно о чем. Большое тело его обмякло, руки забылись на коленях, а запавшие глаза поблекли, как вроде они устали смотреть на белый свет. А раньше другой был. Зайдет к ним и крикнет:
— Бабка Матвевна! Ну как, жива, здорова? Вот и хорошо? Зачерпни-ка водички постуденей да пополней!
Шумный такой, бодрый. И еще спросит:
— А ты, Колян, еще не все ноги избегал? Смотри, лето большое, избегаешь. Как в школу пойдешь?
Как только поравнялись с их двором, Коля придержал коня и спросил:
— Квасу дать?
— Пожалуй...
Коля спрыгнул с брички и скоро вынес мокрый жестяной корец с квасом. Евгений Васильевич помедлил, наблюдая игру солнечной дроби в корце, дунул на соринку и припал губами к влажному краю. В это время в калитке появилась бабка, седая, ярко освещенная солнцем, и сказала бесцеременно и веско:
— Что ж тебе твоя Тася не сделает квас? Небось, в поле не ходит.
Председатель дошил, взглянул на нее с усмешкой и лишь перед дверью правления обронил:
— Ох, Матвевна, Матвевна...
— Отчего не зайдешь словом перемолвиться? — крикнула бабка вслед.
— Как-нибудь в другой раз, некогда, уж не серчай, — и Евгений Васильевич скрылся в двери.
Коля распряг коня, выкупал его на речке в затоне, а потом, сверкающего от воды, провел на конюшню и дал овса. Проголодавшийся Красавчик с удовольствием хрустел овсом, а когда торопливо забирал его губами, получалось так, будто он шептался с ним.
Затем Коля прошел в сенной сарай, прилег на сено и смотрел на улицу в дверной проем. Опять взбил на дороге пыль «газик»-вездеход. Настя-библиотекарь пробежала к клубу с красным свертком в руке — накрыть скатертью стол к собранию. И туда, к клубу, уже потянулись самые ранние, кого не держали дела в поле. Значит, скоро начнут, пора уходить.
Коля позвал братишку, они забрали свои припасы и вышли из дома. Быстренько перебежали шаткий мосток через речку и за огородами, на выгоне, выбрались на дорогу.
Дорога, поднимаясь в гору, огибала пшеничное поле, такое большое, что не видно было ему конца. Колосья, убегая и уменьшаясь, смыкались с раскаленным краем неба. Когда кончился подъем и открылась равнина с новым, далеким горизонтом, пшеничное поле оборвалось, а на ковыльной равнине, как разлитое отекло, заблестел пруд.
Ближе к плотине, у воды, одиноко сидели два рыбака, и рядом с ними стоял мотоцикл.
— Из города приехали, — Коля остановился у берега, не решаясь подойти ближе.
Ребята расположились, размотали удочки и наживили крючки. Поплавки один за другим взметнулись в воздухе и упали в двух шагах у берега.
— Надо бы поплевать на приманку, — заметил Толик, утирая кепкой красное от пота лицо.
— Зачем?
— Так все делают.
Коля не ответил и продолжал смотреть на воду.
Здесь у воды стало свежей. Легкий, едва заметный ветерок пробегал рябью по пруду и овевал слабой прохладой. Солнечные блики, отражаясь от яркой поверхности пруда, играли на лицах и в одинаково голубых глазах братьев, мешая наблюдать за поплавками. Глазам становилось больно от света, а поплавки долго равнодушно ныряли в мелких волнах. Вдруг один робко, едва заметно дрогнул.
— Клюет, клюет! — страстным шепотом заторопил Толик. Коля дернул удилище — на солнце сверкнул оголенный крючок.
— Ты сиди, я сам знаю.
— Съел приманку! — удивился Толик. — Кто, карп?
— Нет, наверно, карась.
— А я карпов еще не видал. Поймать бы, — он снова вытер пот с лица.
Приезжие рыбаки сидели неподвижно. Неожиданно один из них привстал и, не разгибаясь, смешно заприседал, наклоняясь к воде. К нему подбежал второй. Они заговорили быстро, возбужденно. Первый потянул удочку, леска натянулась струной, потом словно оборвалась, потому что удилище взлетело вверх, и следом что-то мгновенно блеснуло и упало далеко за спинами рыбаков.