— Клинов!
Костя оторопело вскочил, оглянулся и почесал щеку.
— Что ж не разбудили? — хмуро сказал он, появляясь на кухне. — Вся спина смокла.
Николай усмехнулся и спросил Груню:
— Это ваш воспитанник?
— Хотя бы, — покраснела она.
— Ясно! — улыбнулся Никандр. — Чего ж ты Сразу не сказала, что была секретарем?
Груня повела плечами и оглянулась на дверь. В избу вошла Пелагея Семеновна.
— Гостей-то, гостей, — заахала она, — уж верно сказано, со всех волостей. Ой, да и Костенька здеся. Не забыл однодеревенку свою. Вот уважил-то, вот уважил. — Она поставила на лавку ведро с брусникой. — На-ко тебе, милый, ягодок. Да бери, бери. Батька-то твой целую кепку взял, да еще две пригоршни. А мне не жалко. Своим-то людям да жалеть, — она насыпала ковш брусники и подала его Косте. — Груня, поди-ка со мной, доченька.
— Некогда мне! — Груне было досадно на Костьку. В самом деле, до чего же ленив, спит под дождем, и хоть бы тебе что! — А Костя, завладев ковшиком, ел ягоды, не понимая, почему так раздобрилась Хромиха.
— Иди, если говорю!
Груня порывисто встала и, звонко шлепая босыми ногами по крашеному полу, вышла. Субботкин посмотрел на нее. «И верно, королева», — подумал он и в замешательстве подцепил такую пригоршню ягод, что ковшик сразу опустел.
В горнице Пелагея Семеновна взволнованно шептала:
— Слышь-ко, председателем-то будет Пашка Клинов.
— А ну тебя! — отмахнулась Груня.
— С места не сойти. Сам сказывал. У него уж и человек был. Этот, как его… ну, который сидит у нас… с усищами-то…
— Субботкин?
— Он самый. Я уж и словечко замолвила Пашке. Быть тебе дояркой.
— Глупости, какой он председатель! — крикнул Поликарп Евстигнеевич.
Груня, сдвинув брови, вышла на кухню.
— Интересно мне знать, кого вы прочите в председатели? — она посмотрела в упор на Субботкина.
Николай торопливо проглотил ягоды и, морщась, ответил:
— У меня есть один человек на примете, но я пока не скажу, потому как еще не уверен.
— Вы не крутите, комсомолец с усами, и знайте одно, что от председателя колхоза зависит наша жизнь.
— Я не кручу и… при чем здесь усы? — вспыхнул Николай.
— В чем дело? — Никандр постучал чижом. Он отобрал его у Васятки. Тот чуть не вышиб стекло.
— А то, что есть такие комсомольцы, которые еще и людей не знают, а имеют в голове Павла Клинова.
— Я про то не говорил, — встрепенулся Костя. Он опять было задремал, но услыхав имя отца, вмешался в разговор. — Я знаю, мой батька не гож.
— Не про тебя разговор, — осадила его Груня.
В сенях что-то стукнуло. Распахнулась дверь, в избу вбежала Мария. Ноги ее были забрызганы землей, потемневшее платье прилипло к плечам.
— Ну и дождь! — воскликнула она и, оставляя на полу мокрые следы, прошла в свою комнату.
Крупный, веселый дождь, совсем не похожий на осенний, стегал по стеклам. На дворе быстро образовалась лужа, из нее выскакивали белые острые иголочки, а на поверхности сновали, словно водяные пауки, крупные серые пузыри. Стена сарая потемнела, и резкой чертой отделялись серые бревна, находившиеся под крышей.
— Ну, ребята, что скажу вам, — появляясь в сухом платье, еще не успокоившаяся от бега, сказала Мария: — Неплохие у нас земли. Есть и в низине, есть и на буграх, так что неурожая бояться нечего. Где-нибудь да вырастет. А красивые!.. Отсюда за километр озеро… большущее, только бы картину с него рисовать. А уж какой у нас человек есть в колхозе, — продолжала Мария, небрежно поправляя косы, уложенные вокруг головы, — вот быть бы ему председателем. Знаете, кто?
— Знаю! — отозвалась Пелагея Семеновна, выходя на кухню, и метнула взгляд на Костю. — Павел Софроныч Клинов!
— Эва! — рассмеялась Мария. — Нашла тоже. Степан Парамонович Щекотов. Вот кто!
— Ну и слава богу! — облегченно вздохнула Семеновна и обратилась к Субботкину: — Вот видишь, а ты хотел Клинова.
Николай ошарашенно посмотрел на нее и развел руками.
— Никогда и в голове не имел такого.
— А кто упрашивал утром?
Никандр опять постучал чижом по столу.
— Ну что ж, товарищи, если такое дело, так я предлагаю остановиться на кандидатуре Щекотова, тем более, что я как раз и сам имел его в виду, он и председателем был.
— Такое же предложение и у меня, — сказал Николай, взглянув на Груню.
Она пренебрежительно поджала губы.
— Тогда решено. На собрании все, как один, голосуем за Щекотова.
Павел Клинов стоял посреди избы в ярко начищенных сапогах, в синих офицерских бриджах и черной просторной рубахе, перетянутой красным поясом с пушистыми кистями.