При разносе, что Борис Григорьевич устроил своим подчинённым, я не присутствовал, однако, неплохо зная пристава, этих несчастных искренне пожалел. Пришлось им, бедным, выслушать немало обидных слов, и хорошо ещё, если обошлось без вычетов из жалованья. Честно говоря, я даже начал немного переживать за «Иван Иваныча», опасаясь, что когда соглядатаи его, наконец, выследят, то даже подмогу вызывать не станут, а попытаются взять поганца сами, и при поимке от души его поколотят, срывая накопившуюся от своих неудач злость. Хорошо, если он после такого отвечать на вопросы сможет…
Впрочем, было бы ошибкой думать, будто старший губной пристав Шаболдин ограничился одним лишь приглядом за мной и попытками выследить «Иван Иваныча». Не оставлял Борис Григорьевич без своего внимания и поиски Курдюмова, который Печёный, и розыск по убийству Плюснина. Более того, и там, и там приставу сопутствовал некоторый успех, пусть и не особо большой.
Помнится, давно ещё, когда я взялся искать незадачливого Петра Бабурова, говорил Борис Григорьевич, что главный закон у воров «Каждый за себя». [2] Вот и сейчас нашёл он какого-то вора, что имел нелады с Курдюмовым, прищучил его и тот, выгораживая себя, поведал приставу, что никуда, мол, Печёный не уезжал вовсе, есть и в Москве да поблизости у него отнорки, в коих спрятаться можно, и даже назвал парочку имён тех, кто мог бы Печёного укрывать. В итоге уже второй день губные свирепствовали в Сокольниках, Измайлове и окрестной округе, целыми охапками хватая тамошних обитателей, что не ладили с законом, и немилосердно тряся их на допросах. Сам Печёный губным пока что не попался, но Шаболдин уверенно говорил, что произойдёт это уже в ближайшие дни, если вообще не сегодня-завтра.
Успехи Шаболдина в розыске убийцы Плюснина смотрелись скромнее, но с полной убедительностью показывали связь этого злодеяния с попыткой меня обокрасть — очень уж похоже на мартыновское описание «Иван Иваныча» рассказывали свидетели о наружности человека, в обществе коего Плюху последний раз видели живым. По всему выходило, что никак не нужны «Иван Иванычу» людишки, способные его опознать, и тот же Курдюмов-Печёный прятался вовсе не от губных. Ну или не только от губных…
Как оно, увы, нередко бывает, случилось так, что из-за моей занятости всяческими важными и неотложными делами сразу два события в розыске прошли мимо меня и знакомиться с ними и их последствиями мне пришлось с некоторым опозданием. Во-первых, снова объявился «Иван Иваныч». На сей раз и лицом, и одеждою выглядел он совсем не так, как описывал его Мартынов, что и позволило поганцу какое-то время не привлекать внимание губных соглядатаев, но они его всё-таки признали по нездоровому интересу к моему дому. В этот раз люди Шаболдина проследили «Иван Иваныча» до товарных складов в Доброй слободке, но там он опять оставил их ни с чем. Во-вторых, в тот же день в селе Измайлове губные схватили Курдюмова и Борис Григорьевич старого вора уже успел допросить. В общем, как только в моих делах образовался перерыв, я с самого утра поторопился в губную управу, чтобы выведать подробности столь неудачно проскочивших мимо моего участия событий.
Когда в кабинет Шаболдина принесли чаю с баранками, я уж хотел было по привычке попросить почитать допросный лист Печёного, но пристав для начала подсунул мне доклад старшего из соглядатаев. Описание наружности наблюдавшего за моим домом вроде бы и не имело ничего общего с тем, что дал Мартынов и повторили свидетели по убийству Плюснина, но… Очень уж нарочито смотрелось это самое «ничего». Вот всё не так — и волосы рыжие, и рыжие же усы с бородою, и без очков, и одет по-простонародному, в армяк [3] да шапку-колпак с овчинной опушкой и рукавицы. Признали «Иван Иваныча» губные, кстати сказать, не только по предмету его интереса, но и по росту, общему сложению и походке. Молодцы, что тут скажешь… Кое-какая догадка о том, как и почему удаётся «Иван Иванычу» ловко уходить от слежки и так разительно менять внешность, в моей голове шевельнулась, но я решил её пока что не высказывать, во всяком случае, до прочтения допросного листа Курдюмова и пояснений Шаболдина.
Курдюмов, если по допросному листу судить, оказался совсем не дураком, что при его роде занятий и понятно. Он сразу же, не дожидаясь вопросов пристава, попросил не допрашивать себя под заклятием, пылко пообещав отвечать без утайки, потому как понимает, что спрашивать его будут про человека, к воровскому люду никаким боком не касаемого, а значит, и под воровским законом не ходящего. Соображает, что тут ещё сказать!