Сразу по возвращении я и понял, что просто так предвидение подавать сигналы не стало бы — дворецкий Игнатов передал мне визитную карточку приходившего третьего дня некоего Михаила Дорофеевича Мякиша, указания на род занятий оного не имевшую. Но мне и не требовалось, кто это, я и без того знал. Не было в карточке и указания на адрес или телефон, что тоже понятно — тайный исправник не из тех людей, кого ищут, он из тех, кто сам ищет, причём в большинстве случаев ещё и находит. Вот пусть и поищет меня, скажем, завтра, а то мне ещё с дороги отдохнуть надо. Пусть даже и найдёт, я, так и быть, не против. А вот господину Смирнову я, едва помывшись и переменив одежду, позвонил, уж с ним-то мне хотелось встретиться раньше, чем с Мякишем. Тут и выяснилось, что предвидение не только визит Мякиша имело в виду…
— Доброго вечера вашему сиятельству, домоуправитель господина Смирнова Юревич говорит, — прозвучал из трубки незнакомый голос. — Прощения вашего сиятельства покорнейше прошу, хозяин тяжко болен, никого не принимает и говорить не может, — даже при том, как сильно искажают голоса здешние телефоны, в голосе Юревича слышались печаль и тревога.
Пожелав Ивану Фёдоровичу через его домоуправителя скорейшего выздоровления и положив трубку, я с чувством выругался. Вот только этого мне не хватало!
[1] См. роман «Жизнь номер два»
[2] См. роман «Семейные тайны»
[3] См. роман «Хитрая затея»
[4] 1 русский фунт = 409,5 г. 12 фунтов = 4,9 кг
Глава 22
Неожиданные напасти
— И нам теперь, Алексей Филиппович, нужна ваша помощь, — перешёл к главной цели своего визита тайный исправник Мякиш, закончив с рассказом о постигшем Смирнова несчастье.
Сказать, что многоуважаемому издателю и владельцу телеграфного агентства не повезло, означало бы выразиться чрезмерно мягко и до крайности неточно. Случился с ним апоплексический удар, а это, если я ничего не путаю, в бывшем моём мире называлось инсультом. [1] Крайне неприятная и опасная пакость, должен заметить, что своим рассказом о текущем состоянии Смирнова Мякиш и подтвердил. По словам тайного исправника, у Ивана Фёдоровича отнялись ноги и правая рука, он лишился речи, а попытки общаться с ним посредством записок и знаков показывали, что и с рассудком там далеко не всё в порядке. В столь незавидном состоянии Смирнов пребывал почти уже седмицу. Поведал Мякиш и о том, что усилиями докторов удалось не допустить ухудшения того состояния, но и хотя бы на малейшее его улучшение усилий тех пока не хватало.
— И чем же, Михаил Дорофеевич, могу я вам помочь? — я старался говорить спокойно, хотя меня так и тянуло добавить в голос издёвки, пусть и совсем чуть-чуть. — Я не лекарь, исцеление после апоплексического удара мне, увы, не по силам…
— Из кабинета Смирнова пропали некоторые его бумаги, — с явственным недовольством поведал Мякиш. — В доме они тоже не найдены. Помощь ваша, Алексей Филиппович, в том нам и нужна, чтобы бумаги найти.
— Почему именно моя? — прежде, чем ставить Мякишу условия сотрудничества, я хотел вызнать побольше, чтобы хоть как-то представить себе дело. И кажется, с бумагами Смирнова тайных действительно изрядно припекло, потому что исправник не стал требовать моего согласия, прежде чем возьмётся изложить секретные сведения, что непременно бы сделал, будь его положение более благоприятным, а ответил:
— У нас есть основания полагать, что бумаги те вынесла из дома Смирнова Ангелина Красавина. И очень может быть, что вовсе не для себя. Вы же, Алексей Филиппович, с нею дело имели, отношения у вас, насколько нам известно, сложились с госпожою Красавиной приязненные, надеюсь, вы сможете её касательство к пропаже бумаг прояснить.
— А вы что же, не можете? — искренне удивился я.
— Мы Красавину взяли, — поморщился Мякиш, — допросили. Тут и началось…
Так-так, кажется суть затруднений Палаты тайных дел я себе представлял. На всякий случай всё же поинтересовался:
— Московская городская управа?
— С Московской городской думой вместе, — догадку мою Мякиш подтвердил охотно, но аж скривился. — И с Московским Дворянским собранием, также и Московской театральной гильдией. Сразу все вместе и нам прошение подали, и государыне, и Палате государева надзора.
А чего, спрашивается, тайные хотели? Сборами с театров доходы городской управы пополняются более чем неплохо, а кто театрам поступления обеспечивает, с коих они те сборы платят? Правильно, лучшие актёры и актрисы. С остальными ходатаями за Красавину тоже всё понятно — городская дума в паре с управой идёт, Дворянское собрание — это большая часть публики, что в театры ходит, а уж среди тех, кто на лучшие места и за самые большие деньги билеты покупает, так опять же почти только они, театральная гильдия, как ей и положено, взносы отрабатывает, заступаясь за своих, так что ничего удивительного в том единодушии, с каковым все они принялись просить за Ангелину Павловну, нет. Уточнять у Мякиша я ничего тут не стал, он и сам всё понимает, но интересно, что там было дальше…