— Да ничего особенного, просто напомнил тайным про должок, — усмехнулся я. Надо же, не иначе, сам князь Свирский царю на меня нажаловался! Но, видать, и впрямь у тайных дело не ладится, раз через царя на меня нажать решили…
Понятно, рассказывать Леониду я ничего не стал, ограничившись напоминанием об истории с непонятными артефактами, на том он и успокоился. Не он один, кстати — обещание царя, что в своё время я всё узнаю, я помнил, кое-что узнал уже и сам, спасибо Шаболдину, так что повеление царское принял к исполнению без каких-то сомнений.
Тайного исправника Мякиша я приказал охране пропускать отныне через ворота беспрепятственно, и в назначенный день попасть ко мне вышло у Михаила Дорофеевича проще. Я распорядился подать нам кофе, объявил тайному исправнику своё согласие помочь в прояснении роли Красавиной в деле и попросил его ознакомить меня с делом вообще и сутью подозрений против актрисы в особенности. Мякиш принял моё согласие с положенными словами благодарности и принялся рассказывать. Рассказчиком мой гость оказался неплохим, но вот поведанное им мне не особо понравилось.
Со слов секретаря Смирнова, некоего Тимофея Павлова, имелся у Ивана Фёдоровича особый портфель, старый и потёртый, с медным замочком, в коем всегда лежали синего картона укладка с бумагами и записная книжка в кожаном переплёте, тоже заметно потёртом. С бумагами из того портфеля работал Смирнов часто, время от времени заменяя некоторые листы в укладке на новые, а старые сжигая в стоявшей на столе мраморной пепельнице. Табак Смирнов не курил и пепельницу ту только для сожжения бумаг из укладки использовал, это Павлов утверждал со всей определённостью. Выходя из кабинета, даже ненадолго, Смирнов неизменно запирал портфель на замочек и убирал в несгораемый шкаф, ключ от которого, как и ключик от портфеля, постоянно держал при себе. Что хозяин в тех бумагах и книжке писал, Павлов не знал. Более того, Павлов особо показал, что если ему по какой надобности требовалось в кабинет войти, когда хозяин с теми бумагами работал, Смирнов всегда переворачивал листы исписанной стороной вниз, а книжку закрывал. Когда же с Иваном Фёдоровичем случился удар, только с появлением в доме тайных, за которыми послал дворецкий Юревич, обнаружилось, что несгораемый шкаф в кабинете на ключ не заперт, портфель со всем его содержимым пропал и ключей от несгораемого шкафа и портфеля при Смирнове тоже не нашли. Несколько позже портфель обнаружился в одном из ящиков письменного стола — открытый и пустой, там же нашли и пустую синюю укладку.
— А вам, Михаил Дорофеевич, или из ваших кому-то содержание тех бумаг известно? —спросил я.
— Нет, — ответил Мякиш.
— Да неужели? — я позволил себе усмехнуться. — Может, скажете ещё, что ваших людей среди прислуги не было? Тот же секретарь Павлов, он не из ваших разве?
— Из наших, — с кривоватой усмешкой признал Мякиш. — Только он от нас в доме служил негласно, Иван Фёдорович не знал, что секретарь его наш человек. Потому и велено было Павлову вести себя тихо и не выдавать, что он за хозяином присматривает. Что привратник Тёшин и дворник Перфильев из наших, Смирнов знал.
— А дворецкий Юревич? — удивился я. Надо же, как у них всё запущено…
— Не из наших, — тут усмехнулся и сам тайный исправник, — но к нему мы подход нашли. Однако я, с вашего позволения, продолжу.
— Да-да, конечно, — согласился я.
Явившись в дом, тайные застали там доктора Шиманского, каковой и объявил им об апоплексическом ударе хозяина. Уже ближе к ночи Смирнова осмотрел доктор, присланный Палатой тайных дел, и полностью согласился с мнением коллеги. Шиманский показал, что к его приходу в доме находилась и Ангелина Красавина, но незадолго до появления тайных убыла, сославшись на своё выступление в вечернем спектакле.
— И почему же вы Красавину заподозрили? — ответ я себе представлял, но хотел услышать его от Мякиша.
— Так кроме неё никто дом до нашего прихода не покидал, — ну да, как раз о том же и я подумал.
— А в кабинет кто входил? — вопрос напрашивался сам собою.
— С этим хуже, — лицо Мякиша исказилось крайне недовольным выражением. — Когда Красавина прибежала с криком, что Ивана Фёдоровича удар хватил, в доме суета началась с беготнёй, и Павлов какое-то время на своём месте в приёмной отсутствовал — помогал хозяина на кровать укладывать. Говорит, четверть часа его на месте не было, не более, но сами же понимаете, похитителю и того было довольно.
Ну да, забрать у Смирнова ключи, войти в кабинет, открыть несгораемый шкаф, вынуть и открыть портфель, забрать книжку и бумаги из укладки, впихнуть портфель с укладкой в ящик стола и покинуть кабинет — четверти часа и правда хватит, особенно если не особо при всём этом мешкать.