Дорогие читатели!
С наступающим вас! Удачно вам завершить 2023-й год и встретить 2024-й! До встречи в новом году!
Ваш автор
[1] Литография — наиболее распространённый в XIX веке способ цветной печати
Глава 24
Кража, которой не было?
К середине второй седмицы отсутствия супруги, сына и сестрицы я попытался вспомнить, приходилось ли мне когда-либо раньше в этой жизни проводить столько же времени в одиночестве. Да, сейчас одиночество моё было чисто условным, то есть, если точнее, сословным, потому как в доме оставалась та часть прислуги, что не уехала с моими в Ундол. Барсика, кстати, Оленька тоже увезла в имение, так что и он не скрашивал мне одинокую жизнь, а обе кошки, что жили на кухне, ладили только с кухарками, а от прочих людей старательно и, как правило, успешно прятались.
С некоторым удивлением я понял, что и раньше подолгу жить в одиночестве мне как-то не доводилось. До шестнадцати лет в отцовском доме с родителями, братьями и сестрой, потом четыре с половиной года в Мюнхене с приятелем и соседом Альбертом, а там и с домохозяйкой Гертой и служанкой Анькой отношения стали, хм, совсем уж близкими, потом опять дома в Москве, потом в казарме, потом, в Усть-Невском на квартире с майором Лахвостевым, снова в Москве, сначала у родителей, затем с Варенькой, теперь и с Оленькой тоже. В общем, не было у меня к одиночеству никакой привычки, а потому приходу тайного исправника Мякиша я даже обрадовался, а то и его последние два дня не видел. Кстати, сам Михаил Дорофеевич тоже выглядел очень уж довольным, но что-то мне подсказывало, что причиной тому стало для него нечто иное, нежели встреча со мной.
— Как, Алексей Филиппович, вспомнила Красавина хоть что-нибудь? — поинтересовался тайный исправник, устроившись в кресле. От вина он вежливо отказался, зато за предложение кофею ухватился с радостью.
— Вспомнила, Михаил Дорофеевич, — раз уж приходу Мякиша я был рад, то и хорошей новости для него не пожалел. — Сказала, что ей показалось, будто особо Иван Фёдорович из прислуги некоему Мите доверял. Описала она его как человека молодого, приятной наружности, хорошо сложенного, русоволосого и кудрявого, сероглазого, без усов и бороды.
— Митя, значит? — Мякиш с довольным видом хмыкнул. — А почему госпожа Красавина посчитала, что именно Мите тому господин Смирнов особенное доверие оказывал, она не сказала?
— Сказала, — что именно в моих словах так радовало тайного исправника, я не понимал, но, похоже, скоро он и сам расскажет. — Ангелина Павловна так посчитала, из того исходя, что именно Митя почти всегда прислуживал за столом, когда она с Иваном Фёдоровичем наедине оставалась.
— Всё сходится, стало быть, — кивнул Мякиш сам себе. — Вот этот самый Митя, Дмитрий Иванов Родимцев, двадцати двух лет от роду, православного вероисповедания, мещанин, уроженец села Балашина Чижевой волости Николо-Архангельского уезда земли Московской, в Москве проживающий в доме Ивана Фёдоровича Смирнова, и есть наш похититель, — тут тайный исправник внезапно помрачнел и добавил: — Осталось только его изловить. Хитрым оказался, сбежал вовремя.
Далее Михаил Дорофеевич перешёл к подробностям. По показаниям прислуги, в том числе и людей, внедрённых в дом Палатой тайных дел, в службу Родимцева Смирнов принял пять лет назад и с самого первого дня взял его себе в личное услужение. Мне это показалось странным, потому как я, сколько у Смирнова ни бывал, подходящего под данное Красавиной описание слугу там не видел. Впрочем, за столом я у Смирнова один только раз и сиживал, когда втроём с Ангелиной Павловной в гостиной беседовали, но тогда напитки с закусками подал в гостиную дворецкий Юревич.
Кстати, сам Юревич дал о Родимцеве несколько более широкие сведения. Помимо личного услужения и исполнения каких-то неведомых дворецкому хозяйских поручений, Смирнов определил нового слугу к Юревичу в учение. Не сказать, что дворецкий сильно тому обрадовался, но перечить хозяину не посмел, тем более, Смирнов за ходом усвоения юным слугою домоправительской науки следил внимательно, да и опасения Юревича, что ему самому приходится учить того, кто займёт его же место, развеял, сказав, что собирается поставить Родимцева управляющим в одно из своих дел. Родимцев неизменно выказывал Юревичу послушание и почтение, даже именовал дворецкого по имени-отчеству и на «вы», так что Юревич в конце концов привык и успокоился.