Тура вздохнул:
— А ты мне очень нравишься. Ты мне очень приятен, Уммат. Так чей шприц — Маджидова?
— Не знаю! И знать не хочу! Не мой! И напрасно стараешься — не сговоримся мы с тобой…
— Как не сговоримся? — удивился Тура. — Обязательно сговоримся! Если не сговоримся, останешься ты в нулях…
В дежурке раздался какой-то шум. Кто-то с топотом пробежал по коридору, послышались громкие, будто испуганные голоса.
— Что это? — подняв голову, прислушался Уммат.
— Халматов здесь? Где Халматов? Быстрее… — крикнули за стенкой.
Рывком дверь распахнулась, на пороге стоял начальник райотдела:
— Вас к телефону. Срочно. Отсюда говорить нельзя, поднимитесь ко мне. Я побуду с ним… Такое дело…
Халматов уже бежал наверх к телефону.
Из газет:
Открылся Центр электронной прессы. На открытии выступили: первый заместитель председателя оргкомитета «Олимпиада-80» В. И. Попов, первый заместитель председателя Гостелерадио СССР Э. Н. Мамедов и заместитель председателя Гостелерадио СССР Г. 3. Юшкявичус.
Основное звено любой передачи — телевизионная камера. Олимпийское телевидение начнется с 280 таких аппаратов. Это примерно вдвое больше, чем в Монреале. Изображение с основных телевизионных камер попадет на пульт режиссера, находящегося в передвижной телевизионной станции (ПТС), — их будет 73.
Олимпийские телесюжеты из Москвы увидят почти 2 миллиарда человек…
— Я приехал издалека, — сказал парень.
— Догадываюсь, — кивнул Большой Кореец.
— У вас нет времени… — почти неслышно проговорил парень.
— Да? А у тебя — есть? — Парень бессильно пожал плечами:
— Наверное, и у меня его нет. Поэтому я позвонил и поехал сюда…
— А почему сюда?
— Здесь меня никто не знает. И надеюсь, что вас тоже. Вы свое слово сдержите? — спросил парень, и Кореец увидел, что у него на глазах выступили слезы.
— Не знаю — я ничего не могу обещать авансом. Все зависит от того, что ты мне расскажешь, — лицо Пака было неподвижно, как пустыня.
Из внутреннего дворика вышел под навес еще посетитель. Он нес в одной руке несколько шампуров с шашлыками, в другой — тарелку с лепешками, накрытыми салфеткой. Пучок шампуров был похож на букет коричнево-золотистых мясных гладиолусов.
Лучше надо было попросить шашлык, подумал Кореец. Кто мог знать, что шашлычник так быстро раскочегарит свой мангал? Ладно, надо парню хотя бы заказать…
В дальнем углу старички супруги крутили транзистор. Сквозь шум разрядов прорвался голос московского диктора:
— …создано и реконструировано девяносто девять олимпийских объектов…
Потом диктор перешел к другим новостям:
— …Подслушивание телефонных разговоров в Англии приобрело столь широкие масштабы, что любая беседа по телефону фактически превращается в «интервью спецслужбам»…
Человек с шампурами обошел столик, за которым сонно млел иранец со свой пухлой быстроглазой подружкой, поставил на столешницу тарелку, свалил грудой шашлыки и обернулся в поисках стула.
И оказался лицом к лицу с Корейцем — метра три их разделяло.
Авторучка с пляшущим счетом времени, текущая по подбородку парня минералка. Дремлющий иранец, тяжелая золотая подкова в низком вырезе платья его подруги. Где-то далеко позади — повар, подбирающий с земли зарезанных кур. Лицо человека с шампурами напротив, полузабытое, и все равно очень знакомое, лицо острое и смуглое, как перекаленный топор, — все это мелькало перед глазами Пака, сливаясь в протяжный и пронзительный визг надвигающейся опасности, крик вплотную подступившей беды.
Он сунул руку под пиджак, рифленая рукоять пистолета мгновенно, привычно легла в ладонь. Но Большой Кореец сидел. А тот — стоял. И уже скинул с тарелки салфетку, под которой лежал на сливочно-розовой поджаристой лепешке «Макаров».
И счет на секунды — более быстрые, чем те, что насекала электронная ручка, — был против Пака. Потому что стрелять сидя он не мог: прямо по линии огня перед ним был парень в куртке — он-то скорее всего и привел за собой убийцу, еще дальше — беспечный иранец и оцепеневшая от ужаса девка.
Какие отчужденные лица у убийц, успел подумать Кореец и стремительно опрокинулся назад, поднимая коленями на себя столик. Хрупкий пластмассовый щит, ничтожная преграда, отчаянная попытка Корейца выиграть хоть две секунды. Расчет на чудо. Надежда на судьбу. Мечта о спасении. Мольба о жизни. Об уходящем чуде жизни. Господи, как давешние куры. Безнадежный полет без головы… Чудес не бывает…
Пуля вошла Корейцу в грудь еще до того, как он завершил свой отчаянный кульбит, подкинула в воздухе и тяжело швырнула на доски настила.