Тура наклонился, поцеловал в ледяной лоб Корейца и сказал вполголоса — не то ему, не то себе:
— Генерал сказал, что тебя нет… Ладно, Кореец, я ведь пока есть…
Накрыл простыней Пака и вышел. В машине сказал Алику:
— Ну-ка, пулей — в управление… Отвезешь меня и можешь быть свободен…
В зеркальце заднего вида поблескивали огоньки фар едущей следом машины. Тура обернулся, пытаясь рассмотреть — кто там тянется сзади? Но перед Второй Транспортной развязкой огни за кормой исчезли.
— Тура Халматович, я вас подожду, — предложил Алик. — Спокойненько подремлю в машине…
Они огибали по кругу памятник Великому Сыну. В створе гостиницы снова показались узкие пучки света.
— Делай, что говорю, — сказал Тура. — Давай быстрее, мне надо быть у себя…
Из газет:
Сегодня в Центральном Доме художника (Крымская набережная, 14/10) открылась экспозиция «Народные художественные промыслы СССР». Она проходит под девизом «Художники — Олимпиаде-80». Фольклорные темы изделий переплетаются с мотивами современности, и мы видим кружевное панно, рушники, керамику, где нашла отражение предстоящая Олимпиада. На выставке более семи тысяч произведений…
В два тридцать позвонил полковник Назраткулов.
— Генерал ждет у себя. Слышишь меня?
— Да. Сейчас буду.
Кабинет начальника управления был огромен — теннисный корт на щитовом наборном паркете с панелями из анатолийского ореха. Громадная люстра отсвечивала в полировке приставного стола, как электрическая клумба.
Эргашев был не один, у края стола лицом к двери стоял Назраткулов.
Генерал собирался уходить, он перекладывал из ящика стола в «дипломат» какие-то папки. Назраткулов стоял у него за спиной, справа, и похож был сейчас на ловчего сокола-сапсана, присевшего на локоть охотника, — настороженно-боевой, беспокойно крутивший головой под кожаным колпачком, готовый в любой миг, как только хозяин сорвет колпачок, мчаться за добычей, когтить ее, рвать в клочья, бить наповал стальным клювом.
Наконец Эргашев захлопнул «дипломат», щелкнул замком, откинулся в кресле и глазами показал Туре на место против себя.
— Ты не обижайся, Тура Халматович, — заговорил Назраткулов доверительно — незаметным жестом, видно, подкинул генерал своего сапсана. — Погиб твой заместитель. Молодой человек, молодой способный работник. Погиб при непонятных обстоятельствах — во время работы он оказался не на службе, а в другом конце области. В кафе с подачей спиртного. Если бы контроль за деятельностью аппарата был у нас в управлении на более высоком уровне, этого бы, возможно, не случилось. Но генерал и я — мы доверяем, надеемся на вас, на руководящее звено…
Назраткулов глубоко вздохнул — он набирал воздуха на большую обвинительную речь.
— …Мы не знаем пока ни причин, по которым Пак там оказался, ни отношений между ним и стрелявшим. Однако просто так, без причин в сотрудников милиции у нас не стреляют! Согласен? Кроме того, погиб посторонний человек, оказавшийся с ним за одним столом. Сам факт — убийство сотрудника органов внутренних дел — дискредитирует нас. Дает понять, что на сотрудника милиции можно поднять руку! Убить безнаказанно!
— Говорить о безнаказанности убийцы пока рано, — заметил Тура.
— Подожди, не оправдывайся! — остановил его Назраткулов и воздел палец: — Мы понимаем, что тебе горько и обидно, но есть правота историческая и правота абсолютная…
Тура откровенно зло усмехнулся — генерал, любивший всегда изъясняться коротко и ясно, выбрал себе в заместители настоящего оратора.
— Ты напрасно улыбаешься! — взвился Назраткулов. — Какой ты сам подал пример недисциплинированности! Начальника уголовного розыска самого не было полдня! Приехал на место преступления последним! Не помог и новый двигатель, который твой шофер заставил снять с производственного агрегата и поставить тебе на машину…
«Ай да зам по кадрам! Молодец! Уже настучали! Дорого мне этот мотор обойдется», — подумал Тура и спросил:
— Неужели я еще должен следить за порядком в гараже? И если шофера надо наказать…
— Не шофера, а тебя! — крикнул ему в лицо Назраткулов. — Шофер вымогал двигатель от твоего имени, на твою машину! Шантажировал управляющего трестом! Здесь фактически состав преступления!
Генерал решительно прервал перепалку, стукнув негромко ладонью по полированной столешнице:
— Главное — это Мубек. Мы не должны допустить, чтобы каждый склонял его, как хотел. Это, если хотите, политика, в конце концов… — Он обернулся к Назраткулову. — Какая выслуга у Халматова?