Старуха поглядела на нее с изумлением. Всплеснула руками:
— Ах лихо-тошно! Правду баили. А трубка-то твоя где?
Какая трубка? — удивилась мама.
Да как же? У нас в деревне про тебя бают, что в колокола звонят. Михайловский, бают, Василий Козел барыню из города привез. Баб в колхоз сгонять. Трубку, бают, барыня курит. Аль это не ты?
Мама улыбнулась:
— Я. Но только я не барыня. И трубки у меня нет.
Старуха вдруг шлепнулась на деревянный диванчик рядом со мной и заголосила:
— Головушки победные! А я-то думала, попусту люди языки чешут. Миленок ты мой, да за что ж нас в колхоз-то сгонять, как скотину в стадо? И что ж это за колхоз такой будет бабий? А мужиков-то наших куды? Пошто ж ты нас разорять-то удумала? Чего мы тебе сделали? Господи, заступись! Господи, не допусти!
Молодуха глядела на мою маму набычившись. А мама глядела на плачущую старуху с жалостью и пожимала плечами:
Ничего не понимаю!
А тут и понимать нечего,— вмешался сторож. — Кулаки слухи распускают. Сам на базаре слышал.
'Загонят, говорят, баб в одну сенную пуню, мужиков — в другую. И будут спать все впокатушку под одним рогожным одеялом. Под замком. А скотину и хоромы, стало быть, отберут. И детишек отберут. А на работу будут под конвоем гонять, как арестантов. Это и будет колхоз.
Ну можно ли верить этакой чепухе? Ай-яй-яй! Ведь вы умная женщина,— укорил старуху библиотекарь.
Умная,— буркнул сторож,— держи карман шире. И чего ты, старая луковица, разрюмилась? В революцию тоже стращали: «Придут болыдаки-коммунисты с рогами да хвостами». Видела ты хвост али роги? Хоть бы серость свою не показывала.
Долго уговаривала мама и библиотекарь плачущую старуху. А я злилась. Ну и бестолковая же бабка! У нас в Сергиевке таких нету. В конце концов мне это надоело, и я ехидно спросила мать:
— Так все и будем разговоры разговаривать? Называется, гулять пошли.
Мама вздохнула:
— Что делать, дочка, такова жизнь.
Когда бабы .ушли, библиотекарь сказал маме:
Сударыня, надо детям показать Михайловское. Я сегодня выходной и с удовольствием буду вашим проводником.
Благодарю вас,— согласилась мама.
Но после обеда маму неожиданно вызвали в исполком по какому-то важному делу. Она ушла и долго не возвращалась. Я приуныла. Прогулка в Михайловское явно срывалась. Но тут к дому лихо подкатил на шарабане дед Козлов и осадил Мальчика напротив наших окон. В шарабане, развалясь по-барски, сидел граф-артист-библиотекарь. Он легко спрыгнул на землю и проворно поднялся в нашу квартиру. Расшаркался перед Тоней:
— Бонжур, сударыня. Меня зовут Виталий Викентьевич. Выполняю поручение вашей очаровательной хозяйки. Приказано показать детям Михайловское и Тригорское. Любезный Василий Петрович добросит нас туда, а вернемся пешим порядком.
Тоня нахмурилась:
— Вадика не отпущу. Еще потеряете где-нибудь. Вадька взвыл дурным голосом. Гость заткнул пальцами уши. Дед Козлов крикнул с улицы:
— Тон юшка, доцка, отпусти мальца прокатиться. Я его сей секунд назад доставлю в целости-сохранности.
И Тоня уступила.
До Михайловского домчались мигом. Вылезли у входа в парк. Вадька остался в шарабане. Дед Козлов ему сказал!
— Шибче держись, коток мой серенький. Полетим домой, как ковер-самолет.
Войдя в парк, Виталий Викентьевич поклонился на все четыре стороны. Сказал нам с Галкой:
Вот вам, сударыни, любимый сад-огород Александра Сергеевича.
Поглядела я и ахнула. Ну и сад! Лес. Настоящий лес, с густым подлеском. Я никогда такого и не видывала. Даже во сне.
Деревья, как многорукие великаны, сплелись сучьями — неба не видать. А на желтые песчаные дорожки выставили свои узловатые причудливые ноги-корневища. От этого дорожки похожи на рубчатые бельевые каталки. Споткнулась я об огромный корень, чуть нос не разбила, а Виталий Викентьевич смеется:
— На этой аллее еще сто лет назад Анна Петровна Керн спотыкалась, когда с Пушкиным прогуливалась.
Я уточнила:
— Это дролечка евонная?
Виталий Викентьевич даже остановился:
— Боже! О маленький варвар! Послушай-ка:
Я помню чудное мгновенье —
Передо мной явилась ты...
Одна аллея, другая, третья — еловая, дубовая, березовая, опять еловая. Как стрелки разбегаются во все стороны. А сверни с дорожки — враз заблудишься.
А птиц в этом саду-парке! Соловьи заливаются наперегонки, рассыпают малиновки серебряные бубенчики, взапуски кукуют кукушки, по-кошачьи мяукает птица-иволга. И зверюшки тут водятся.
Сидит на еловом суку совсем невысоко большеглазый прехорошенький звереныш и раздувает меховые щечки. А в передних крошечных ручках большую еловую шишку держит. Галка даже остановилась: