Федька не вор. Он просто рехнувшийся на германской войне солдат.
— Что ж ты не работаешь, этакий верзила?
— Гы-гы-гы! Дурак я, что ли, работать!
Заладила сорока про Якова. Что ж, по-твоему, только дураки работают?
Летом только дураки,— с полным убеждением говорит Федька. — Лето умного человека и так кормит. Там — грибчонок, там — ягодка. Опять же озеро от ребятни сторожу. Бабы за это блины носят. Живи— не хочу...
Федька — бывший солдат — устраивается на работу только на осень и на зиму. Истопником в больницу или столовую.
Зарплату за него получает и пропивает непутевая его жена — Маруся Тарантасиха.
Кроме Феди и Тарантасихи живут в нашем доме еще три семьи.
В первом этаже, рядом с Фединой каморкой, живет длинноногая Аленка с родителями. Та самая, с которой я пыталась подружиться в первый день приезда. Отец Аленки Овидий Перфильич Чемоданов служит в банке. Он из «бывших». Еще при царе служил чиновником по финансовому ведомству. И жена ему под стать. С утра нарумянится, напудрится и ходит как барыня, позванивает браслетами да серьгами. Чемодановы держатся особняком, ни с кем в доме не дружат, а раскланиваются только с моей матерью. Тоня их сразу невзлюбила: «Подхалимы. Буржуи недорезанные».
Рядом с Чемодановыми живет веселая смешная пара с грудным младенцем Гешкой. Отец Гешки — китаец, а по-русски его зовут Ходя, бывший красногвардеец. Ходя воевал на Псковщине, был тяжело ранен, да так и осел навсегда в здешних местах. А жена у Ходи чукчанка Стеша. Маленькая, худенькая, не старше нашей Тони, проворная, как подросток. Волосы у Стеши черно-синие и жесткие, как лошадиный хвост. Маленький нос совсем без переносицы. А блестящие глаза узкие, поднятые к вискам. И никто в доме не знает, где Ходя отыскал свою Стешу. Стеша милая и веселая. Целый день хохочет и поет песни, всех ребятишек в доме угощает ирисками-тянучками, которые сама же варит из патоки и крахмала.
Ходя гораздо старше своей жены, но тоже веселый и общительный. Он работает в строительной конторе столяром-краснодеревщиком. А в районном драмкружке играет роли без слов и состоит барабанщиком поселкового духового оркестра. Ходя очень любит ребятишек, и всегда его окружают мальчишки разных возрастов. Он большой искусник. Из гофрированной бумаги, конфетных фантиков, соломинок и перьев делает красивые безделушки: цветы, брошки, бусы, фонарики, веера. И все это дарит друзьям и знакомым. Он любит приносить людям радость. И Ходю и Стешу в поселке любят, и все охотно нянчат их Гешку-толстяка.
На втором этаже, у нас за стенкой, в такой же двухкомнатной квартире живет семья рыжего доктора Наума Исаича. Жена доктора. Эмма тоже рыжая, веснушчатая. И докторская дочка, маленькая Эммочка, рыжуха — кудрявая голова, как шляпка подосиновика.
Доктор Наум Исаич строгий и очень молчаливый; Он, как и моя мать, бывает дома редко. Главный врач всего района — не шутка. Работы у него по горло. Да еще больницу новую строит. Устает, вот и молчит после работы. Зато его жена разговаривает за двоих — враз и не переслушаешь. И маленькая Эммочка, как звонок, целый день звенит на весь дом.
Пять семей в доме, а ровесника мне ни одного, кроме Аленки. Скучно одной. Мне бы хоть одну товарку-подружку. Да где ее взять? И решила я помириться с Аленкой: на безрыбье и рак — рыба.
Аленка длинноногая напротив своего окна не спеша скачет через веревочку и даже не глядит в мою сторону. Подошла я скрепя сердце первая. Сказала:
— Давай мириться!
Перестала Аленка веревочку вертеть, уставилась на меня — не сморгнет. Не верит. Молчит. Я равнодушно пожала плечами:
Не хочешь, как хочешь.
Нет, я хочу! — встрепенулась Аленка. — А драться не будешь?
— Была охота руки марать.
Помирились. И тут же опять поссорились.
— Давай играть в классы,— предложила Аленка.
— Чур, с выкрутасами!
Нарисовали классы, вытащили из карманов по стеклышку-битке. Стали скакать, и я на Аленку сразу рассердилась. Какие тут выкрутасы, когда она и по-простому-то еле скачет и швыряет ее из стороны в сторону неведомая сила.
— Пошто тебя ноги-то не держат? Ведь ты ж не пьяная! Гляди, как надо...
На одной ноге, на другой, на обеих сразу. Раз — с подскоком перевернуться. На левой, да правой, на двух через класс. Вот это и есть выкрутасы. Да еще надо успевать в каждый класс по порядку стеклышко забросить.
Аленкино стеклышко ложится за чертой, а не в классе.
Я возмущаюсь:
Косая ты, что ли? Аль сухорукая? Неинтересно с тобой скакать. Давай во что-нибудь другое.
В дочки-матери... — нерешительно предлагает Аленка.
Что ж мы, маленькие, что ли? В куклы играть!..
Тогда давай в похороны,..