Дельную мысль высказала Катя Соловьева. А не подался ли Ленька на Кузбасс, вслед за нашими комсомольцами? Целый отряд добровольцев — двадцать человек из района уехали перестраивать угольный бассейн. А командиром Михаил Михайлович, секретарь молодежный. На два года уехали.
Что ж? Могло быть и так. Леньке уже почти пятнадцать лет.- Не очень-то ему интересно сидеть в пятом классе. Мог и махнуть на Кузбасс. Но как же он доберется в своей одежонке? Ведь замерзнет где-нибудь на поездном буфере...
Катя дала Михаилу Михайловичу телеграмму по оставленному им адресу. Шли дни, но ответа почему-то не было. Может быть, наших комсомольцев перебросили на какую-нибудь другую стройку и Михаил Михайлович не получил телеграммы?..
Мысль навестить Захариху не очень-то пришлась по душе моим друзьям. Люська сморщила нос:
— А ну ее в болото!
Динка тоже состроила недовольную гримасу. Но меня поддержали Надя и Вовка Баранов.
Вдруг Захариха что-либо знает о Леньке? Может быть, он ей написал?
К Захарихе, чтобы наверняка застать ее дома, мы отправились в девять вечера. В подслеповатых оконцах ее развалюшки не было света, и мы было решили, что хозяйки нет дома. Но Люська, проваливаясь по пояс в сугроб, пробралась к самому окну и, прислушавшись, решительно махнула рукой:
— Дома!
Все пятеро мы поднялись на скрипучее крыльцо и тоже прислушались. В доме громко спорили два голоса: женский и мужской. Захариха с кем-то ссорилась.
Дверь в сенцы была изнутри на запоре. Вовка Баранов постучался. Голоса сразу смолкли. Захариха не спешила открывать. Постучалась я. Потом очень громко Люська. И только тогда послышались тяжелые шаги и Захарихин голос:
— Ну чего, чего ошалеваете? Чего ломитесь, оглашенные?
Заскрипел засов. Увидев нас, Захариха осклабилась:
— Детушки? А я думала, ктой-то это так грохает.
Ну, проходите, коли, в избу.
В избе никого не было. Захарихин собеседник исчез. Но все свидетельствовало о том, что он только что здесь был. На столе, на обшарпанной клеенке, стояли два граненых стакана, две миски с недоеденной кашей. Лежали две ложки и два надкушенных огурца. Под столом пряталась недопитая бутылка. На табуретке были брошены . мужские шерстяные рукавицы.
Грязно живет просвирня. Пол как в керосиновой лавке. По закопченным стенам снуют тараканы. За серой ситцевой занавеской — деревянная кровать с тряпьем вместо постели. От немытой квашни разит прокисшим тестом — хоть нос затыкай. Окна изнутри для чего-то плотно занавешены домоткаными половиками.
— Дует горазд. Тепло сберегаю. Кто ж мне, бедной сироте, дров-то припасет. На своем горбу волочу из лесу...
О пропавшем сыне Захариха ничего не знала. ' Ушел будто бы в школу и не вернулся. Вторую неделю в бегах, а где — ищи ветра в поле.
— И ничего накануне не говорил? — спросила я. —
Не намекал?
— Ни словечушка. Как будто и не матерь я ему, прохвосту постылому.
Захариха сложила сильные руки на заскорузлом переднике. Моргала тяжелыми веками, всхлипывала без слез. И мне не было ее жаль.
Надя спросила:
- А не к родственникам он уехал?
Какие родственники? — возразила Захариха. — Нет у меня никого. Одна на свете, как перст. Деньги, змей, уволок. Тридцатку...
Наплевать на вашу тридцатку!—ляпнула Люська.
Захариха рассердилась:
— Ясное дело, тебе наплевать. Твой тятька каждый месяц жалованье огребает, а мои доходы какие? Почитай что мирским подаянием живу. Может, я эту копейку кровью сколотила. Ишь ты — «наплевать»!
— Надо Леньку искать,— сказал Вовка Баранов, предварительно пнув Люську под ребра.
—: Ищи,— недобро усмехнулась Захариха. — Найдешь — спасибо скажу. Я ему ребра-то сковородником пересчитаю! Бес не нашего болота! Анчихристово отродье-Динка распахнула дверь:
Пошли, ребята! Нечего нам тут делать.
На улице Люська сказала:
Подождите меня.
Она опять пробралась к окну. Слушала. Долго мы ждали ее у калитки.
Отряхивая варежками с валенок снег, Люська сказала:
Он опять там!
Кто? — не поняла Надя.
Кто, кто! Тот, которого Захариха спрятала.
Да, ребята, а зачем бы ей гостя прятать?
— А если это дролечка? Неудобно ж.
Тю, балда! У Захарихи — дролечка!
Так кто ж это?
Бандит какой-нибудь.
Вот ты и есть балда. Будут тут прятаться бандиты!
Тише!—прикрикнул Вовка Баранов. — Раскаркались на всю улицу. Это дело серьезное. А где ж все-таки он прятался?
На печке,— сказала я.
Шиш,— возразила Люська. — Я нарочно так встала, чтоб видно было. На печке пусто.
Тогда, в подполье. Где ж еще?
А зачем?
В том-то и дело: зачем? — Вовка почесал в затылке.— Давайте заявим в милицию, что Захариха кого-то прячет.