– Откуда ты знаешь, что к наркотикам примешивают всякую дрянь? – спрашиваю я громче, чем намеревалась.
– Ну… Мне же семнадцать, и у меня есть пульс. Мне кажется, это единственные необходимые опции, чтобы знать о примесях в наркоте. Теперь ты на меня орешь за то, что я это знаю?
– Я на тебя не ору. Просто спрашиваю, твое ли это.
– Ты вроде сказала, что это твое.
– Господи, Мия… – Я останавливаюсь, театрально вздыхаю и продолжаю медленно говорить в раздражающей материнской манере: – Уж точно не мое. Я нашла косяк в постирочной. И спрашиваю, твой ли он.
– Нашла в моем белье? Быть такого не может.
– В постирочной. Ты можешь просто ответить?
– И ты сразу решила, что это мое. Но ведь в доме живу не только я.
– Это не ответ, – замечаю я, стараясь держать тон под контролем. – Когда я в последний раз проверяла, мы с твоим отцом не курили.
– Ты уверена? – спрашивает Мия, откидываясь на изголовье кровати, и снова берет телефон.
– Это еще что значит?
Я забираю у нее телефон.
– Косяк не мой. Я не курю травку. Хочешь знать почему? Потому что от травки хочется жрать все подряд, а когда жрешь все подряд, становишься жирной. По-твоему, я жирная?
Я бормочу себе под нос «боже ты мой» и отдаю ей телефон.
– Либби Паттерсон, типа, подсела на травку и теперь одевается как полное убожество и набрала вес. Как-то на уроке Энни Брюэр назвала ее Либби Чизбургер, и прозвище к ней прилипло. А потом кто-то оставил в ее шкафчике гамбургер. Думаешь, я хочу стать такой же? Ни за что в жизни. Тебя должно больше волновать, пью ли я, а про травку забудь.
Она бросает на меня взгляд, подкрепляющий ее монолог, и возвращается к телефону.
Я ничего не отвечаю. Просто стою, пытаясь все осознать. А потом разворачиваюсь и ухожу, зная, что Мия говорит правду. И понимая, что это значит. Выбрасываю косяк в большой мусорный бак за гаражом и возвращаюсь разбирать белье. Я пропустила, какого из близнецов выбрала Бьянка Лаврайт, но мне плевать.
Позже тем вечером я беру бутылку пино-гриджо, иду к Пейдж, и мы сидим на шезлонгах у нее в саду – наша традиция пару раз в неделю. После трагической гибели ее сына это стало происходить реже, но я все равно стараюсь заглядывать к ней, хотя и пытаюсь почувствовать ее настроение, прежде чем устроиться поудобнее. Пейдж никогда не говорит со мной о Калебе.
То есть я знаю, что она считает его гибель убийством, подозревает всех соседей и шпионит за ними в поисках улик, но Пейдж никогда не говорит о нем. Калеб на всех фотографиях, стоящих на всех книжных полках и камине в доме: Калеб в высокой траве в сумерках со светлячком в банке; Калеб, который был одаренным художником, но не хотел рисовать, пил «Маунтин дью» на завтрак и сломал левое запястье, прыгая с причала в кемпинге «Орлиный утес»; Калеб, который был звездой школьной футбольной команды, но при этом смотрел вместе с матерью «Золотых девочек» [5]; Калеб, который ненавидел хулиганов и собирал упаковки от конфет в виде забавных зверюшек. Пейдж никогда не говорит о нем, по крайней мере, со мной.
Мы молча наблюдаем, как рыжий кот по имени Арни балансирует на деревянном заборе. На закате в нашем районе тихо, как и всегда. Только мобиль из ракушек позвякивает на ветру, а вдалеке лает собака. Я наливаю два больших бокала охлажденного вина и ставлю бутылку на бетонную плитку рядом со своим креслом. Мне хочется рыдать.
– Думаю, он мне изменяет, – говорю я деревьям, делаю глубокий вдох и с силой выдыхаю.
– Ох, милая, – выдыхает Пейдж, глядя на меня.
– На этот раз по-настоящему. Я нашла среди белья косяк со следами помады. Нет, его оставила не Мия. Он бледно-розовый, как пуанты. А Мия ненавидит розовый. Но я все равно ее спросила. Так что я ничего не воображаю.
– Кора, меня убеждать не надо. Я тебе верю.
– Правда?
Я смотрю на Пейдж, и меня накрывает теплая волна. Кажется, облегчения.
– Конечно. Если ты не застукала его в прошлые разы, когда подозревала, это еще не значит, что ты не права. Ты нутром чуяла. Это не значит, что ты все выдумала. Ты просто смотришь в корень.
Она кладет свою ладонь на мою и сжимает.
– Спасибо, – говорю я и делаю большой глоток вина.
– Почему ты просто не бросишь говнюка?
– О нет. Он не… Я ведь могу ошибаться. Да, могу. Может, все дело во мне. Не знаю, вдруг это не…
– Что?
– Ну, все не так просто, – произношу я, а Пейдж качает головой и фыркает.
– Ну конечно.
– У нас брачный контракт… – осторожно начинаю я.
Пейдж морщит губы.
– А! – восклицает она, словно теперь поняла и мне нет нужды продолжать, но я все-таки продолжаю.
5
«Золотые девочки» – американский телесериал, выходивший на экраны с 1985 по 1992 год, в центре сюжета которого четыре женщины средних лет.