После полудня пришло известие о несчастье, что с ним приключилось. Его лошадь понесла дрожки и упала вместе с ним в Москву-реку. Он погиб. Не было ли, впрочем, в этом деле и доли его сознательного участия? Кто знает…
Псевдоасессор отправился с сообщницею на пожизненное отбывание срока в Сибирь. Казалось бы, ничто не предвещало новых с ним встреч…
Глава третья
«ОМ МАНИ ПАДМЕ ХУМ»[13]
Со времени описанных мною выше событий прошли годы. Жажда странствий, до времени дремавшая в одном из наиболее неосвещенных закоулков, кои, надо полагать, имеются не только в моей, но и в душах всех смертных, так вот, эта особа, пробудившись, неизвестно по какой причине, потакая, как это у нее заведено, своим прихотям, закинула меня в Америку. Причем, в чем я и убедился в итоге, это было предпринято лишь с тою целью, чтобы, пройдя на юг до Вальпараисо, а после пересев на трехмачтовик «Посейдон» капитана Роберта и пересекая на нем Мировой океан, потерпеть крушение близ рифов Помату. Любезные мои читатели уже осведомлены о том, что происходило затем в Кантоне. Им также ведомо, как я спасся.
Весьма небольшое расстояние, которое предстояло мне одолеть, дабы попасть в Гоби, равно как и то обстоятельство, что бумаги, обладателем коих я являлся, представляли для одного китайца несомненную ценность, повлияли в конечном итоге на мое решение расстаться со старыми друзьями. Итак, я распрощался со всеми и отплыл на джонке к Тяньцзиню, где, как мне было известно, одна из бухт глубоко врезалась в сушу.
Добравшись до берега и расплатившись с лодочником, я решил остановиться на ночлег. Войдя в хижину, я увидел двух людей, сидевших возле печи и пивших чай, приправленный маслом. Один из них был в одежде западных татар[14], в другом же я признал ламу по его желтой шапке.
— Мен-ду! — приветствовал я.
— А-мор! — услышал в ответ.
— Чужеземец, — дружелюбно обратился ко мне лама, — войди и выпей с нами чаю!
— Благодарю! Но я вижу, что ваш чай близится к концу. Так не лучше ли нам выпить моего?
— И где твой чай?
— А где хозяин этого ночлега, который должен мне его приготовить?
— Едва завидев тебя, он ушел за женой. Садись же и выпей нашего, а потом угостишь нас!
Я последовал приглашению и присел возле печи.
Следуя заведенному обычаю, я занял место между сидящими; каждый из них достал из-за пояса свой кисет и отсыпал мне на руку немного табаку, отчего я, не сдержавшись, чихнул. Однако я был готов к подобному приветствию и, проявляя учтивость, извлек свой кисет. Затем из сумки, которая крепилась у меня на груди, как это делают монголы, достал деревянную миску и наполнил до краев чаем.
Питье не пришлось мне по вкусу. Это был зауряднейший зеленый чай, к тому же приправленный столь прогорклым маслом, что мне стоило больших трудов сделать два-три глотка.
Вскоре появился и хозяин с женой. Оба не отличались опрятностью, но приветствовали меня, тем не менее, с искренней сердечностью. Без каких бы то ни было моих на то распоряжений появился стол, заставленный едой. Затем котел со свежезаваренным чаем, из которого мы тут же принялись наполнять наши миски.
— Откуда вы узнали, что я чужеземец? — спросил я. На мне были кожаные штаны, высокие сапоги, меховая шапка и длинный, подобно пальто, халат, какие обычно носят монголы. К тому же я совсем не предполагал быть разоблаченным как иностранец так скоро. Монгол, рассмеявшись, указал на мои винтовку и револьвер:
— Ни один та-дзе[15] не имеет такого оружия.
Лама, кивнув, добавил:
— У тебя такое же лицо, как и у Ю-Ика[16], а он пришел к нам с Запада.
— Кто этот Ю-Ик?
— Ю-Ик был большим ламой. Он пришел учить нас прекрасной вере. Он рассказывал про Господа на небесах и его Сыне, о Пресвятой Деве, которая стала Божьей матерью. Сын Господний пришел на землю, чтобы очистить нас от грехов, и вернулся затем обратно, воскрешал мертвых, исцелял больных и совершал еще много других деяний и чудес.
Лама, несомненно, повествовал о Христе и каком-то миссионере, проповедовавшем его учение. Я постарался выяснить, кто бы это мог быть:
— А где теперь этот ученый лама?
— Он пришел из земли Фрамба и имел спутника, называвшего себя Ша-Бе[17]. Я встретил их в монастыре Куп-бум. Они намеревались идти в Лхасу, но не хотели там оставаться, а должны были отправиться к цинь-чаю, наместнику китайского императора.
— Называют ли этого цинь-чая также Ки-шан?
— Да.
— Что ж, мне знакомы эти набожные и весьма ученые ламы. А их слугу звали Сандаджамба.
13
«Ом или «шестисложие» — самая известная из магических формул тибетского буддизма. Буквальный перевод ее таков: «О, поистине жемчужина в лотосе!» Видимо, первоначально фраза эта имела символическое значение, обозначая союз слияния мужского и женского божеств, например, небесного Будды и его женской ипостаси Праджняпарамиты («Совершенство прозрения»). Но формула эта давно утратила исходный смысл. И сейчас употребляется верующими в начале и конце молитвенных обрядов, а также как универсальное обращение к любому буддийскому божеству.
16
Гук, Эварист-Режи (1813–1860) — французский миссионер и путешественник, автор трудов по истории, географии и религиозной истории Китая и Тибета. У автора упоминается под именем Ю-Ик.
17
Габе, Жозеф (1808–1853) — французский миссионер-лазарист; вместе с Э.-Р. Гуком в 1844–1846 годах совершил путешествие в Лхасу; занимал ряд должностей в католических миссиях Макао, Китая и Бразилии. У автора упоминается под именем Ша-Бе.