Лицо ламы озарилось радостной улыбкой:
— Правду сказал ты, ты знаешь их, ведь именно так звали их провожатого. Может быть, ты тоже фрамба?
— Нет, я — герма, но наша страна лежит рядом с землями фрамба, и вера наша такая же, как у них.
— Тогда ты должен нам рассказать о могучем Сыне небесного Господа, о матери его, чье имя Ма-ри, о Пе-тра и Йо-ан, которых он любил, и о Ла-за-ра, которого он спас от смерти! С какой целью путешествуешь ты?
— Мне нужно через горы Хинган и пустыню.
— По какой дороге?
— Я не знаю ни одной. Я хотел бы купить здесь лошадь и нанять проводника.
Он даже хлопнул в ладоши от радости:
— Этого тебе делать не придется, так как ты поедешь вместе с нами на одной из лошадей этого человека. Знай, что я шаби[18] великого святого из Курена, где живут свыше трех тысяч лам. Я пересек Великую пустыню, чтобы увидеть святого в Мукдене, и теперь возвращаюсь назад. Я направляюсь в Богд-уул, где в пещере живет великий святой. Это невдалеке от тех мест, коих ты желаешь достичь.
— Как зовут этого святого?
— У него нет имени, но он знаменит по обеим сторонам гор тем, что рассылает вестников собирать пожертвования, которые хочет употребить на строительство монастыря для десяти тысяч лам, а затем открыть письмена, которые представляет ему ночами Будда. Он тоже пришел с Запада. Едешь ли ты с нами?
— Да, если ты мне продашь одну из твоих лошадей, — обратился я на этот раз к монголу.
— Ты большой лама, — отвечал тот. — Я не продаю, я дарю тебе эту лошадь.
Такая удача выпадала мне в жизни достаточно редко, и я искренне обрадовался. Меня весьма заинтересовало то обстоятельство, что, встретившись с миссионерами Гуком и Габе и пообщавшись с ними, этот лама так крепко в сердце носит христианство.
— Как зовут тебя? — спросил я его.
— Называй меня Шангю.
— А тебя? — повернулся я к монголу.
— Зови меня Бар-тигр.
— В таком случае ты должен быть очень сильным и мужественным.
— Я достаточно вступал со зверьми в единоборство и тем не менее остался жив. А как нам называть тебя?
Я назвался. Лама, помолчав немного, молвил:
— Это чужое имя, оно не позволяет ничего думать о человеке, его носящем. Ты бы согласился, если бы мы стали тебя называть Батор?[19]
— К чему же сразу столь громкое имя?
— Не у тебя ли так много оружия? Не ты ли суть при этом мужествен?
Это была типично монгольская логика. Ламе положено быть ученым, поскольку каждый из многочисленной его братии написал хотя бы одну книгу, мне же — сильным, так как у меня оружие.
В числе прочего, отсутствующего у меня, я был снабжен картой и чаем, который, в чем имел возможность не раз убедиться, является неким мерилом здешней жизни, а затем, получив обещанную лошадь, был готов к отъезду.
Ката, или охранный пояс, играет в кочевой жизни монголов и тибетцев очень важную роль. Длина его приблизительно втрое превосходит ширину, цвет он имеет белый с синеватым оттенком, концы отделаны бахромой, а сам он изготавливается из шелка или подобного шелку материала. Каты бывают разные, в зависимости от состоятельности хозяина, но несомненно одно — каждый должен иметь кату, эту панацею на все случаи жизни. Выражая радость или горе, просьбу или учтивость, и во многих других случаях люди меняются катами или просто предлагают свою. Любой, самый дорогой, подарок теряет без приложения каты всякий смысл.
Итак, мы отправились в путь. Еще в юные годы я очень много читал о Великой Китайской стене, велико же было мое разочарование, когда, достигнув ее на следующий день, увидал лишь кучи мусора с торчащими обломками каменных глыб. Мои спутники пустили коней вскачь и, перебираясь через обломки, ни словом не обмолвились о великом произведении древнего зодчества.
Ближе к вечеру мы догнали большое стадо, хозяин которого был ламой.
— Мен-ду, господин мой лама! — приветствовал его Шангю.
— А-мор, господин мой брат! — ответствовал тот.
— Не угодно ли будет отведать моих угощений и провести ночь здесь?
— Если ты позволишь, мы примем твое предложение с радостью.
— Вы — мои гости!
Затем всеми были выполнены обязательные церемониальные формальности, и мы подошли к стаду.
Оно представляло удивительное зрелище. Меж рогами быков, на спинах лошадей и на хвостах овец укреплены были маленькие ветряные мельницы, на коих была начертана буддийская формула: «Ом мани падме хум» и кои пребывали в постоянном вращении от ветра и движений животных. Такие чукуры, или молитвенные мельницы, весьма распространены в буддийских странах, особенно часто они встречаются на реках и ручьях. Приводимые в движение водой, возносят они денно и нощно молитвы своих создателей. Иногда их укрепляют и на печах, и тогда лопасти вращает нагретый воздух.