Шано постояла, провожая взглядом удаляющуюся мигалку, и вновь направилась было к подъезду, но вспомнила, что надо бы позвонить господину Мюллеру — как-никак, а он тоже знал Майка. Шано нашла в сумочке карточку таксофона, зашла в будку и, набрав номер, наговорила сообщение на автоответчик. И только положив трубку, вспомнила, что сегодня выходной, и звонить надо было не в контору, а домой, и вообще господин Мюллер в последнее время взял привычку появляться на рабочем месте не раньше полудня.
От дальнейшей критики своего патрона Шано отвлек подошедший полицейский. Он вежливо взял под козырек и сообщил, что господин старший инспектор Коэн просит мадемуазель Шевальер подняться в квартиру Микаэля Кушлера. Шано кивнула и направилась к подъезду.
Коэн был в квартире один. Он специально не стал допрашивать Шано в общем порядке — с протоколом и прочими формальностями — это всегда успеется. Скорее ему просто хотелось поговорить с ней, узнать, как все тут было, и, возможно, даже выслушать какую-нибудь версию. «В конце концов эта девочка — детектив, — напомнил он себе. — И неплохой детектив, иначе старик Мюллер не сделал бы ее своим компаньоном. Только вечно с ней что-нибудь приключается».
Едва войдя в комнату, Шано шагнула было к месту, где лежало тело Майка, но Коэн поймал ее за локоток, подвел к креслу — не тому, за которым нашли Майка, а к другому, стоящему возле столика, — и мягко, но настойчиво усадил. Сам он отступил немного назад и прислонился к старому рассохшемуся шкафу.
— Шано, — тихо обратился он к ней и, видя, что девушка не реагирует, повысил голос: — Шано! — А когда та, наконец, подняла на него глаза, продолжил веско: — Возьми себя в руки, Шано. Ты детектив. Я дал тебе достаточно времени, чтобы прийти в себя, хотя, сама знаешь, должен был по всем правилам допросить тебя в первую голову. Так что хватит хандрить и рассказывай. Или, — в голосе инспектора послышалась едкая ирония. — Или мадемуазель сыщик желает поплакать? Говорят, женщинам это помогает. Тогда я могу выйти минут на пятнадцать… Так мне как, выйти? — резко добавил он после паузы.
Шано покачала головой.
— Не надо. Только рассказывать тут особенно нечего… — И она рассказала, как надумала сегодня утром навестить Майка, который давно не давал о себе знать; как накупила продуктов и поначалу решила, что в квартире никого нет; как пошла открывать форточку в комнате и наткнулась на Майка; как побежала за доктором, а потом, когда он ушел звонить, осмотрела квартиру.
Инспектор слушал ее внимательно. Иногда казалось, что в его взгляде, кроме чисто профессионального интереса, мелькает сочувствие. Конечно же, не к мелкому жулику, шантажисту к доносчику Микаэлю Кушлеру, а к самой Шано, для которой этот человек, не достойный, по мнению Коэна, особого сожаления, был чем-то вроде родственника.
— Я так и подумал, что это твои продукты в холодильнике, — сказал он, когда Шано закончила.
— Вы что, и в холодильник заглядывали? — спросила Шано.
Инспектор кивнул:
— Естественно. Ты знаешь, от чего он умер?
— Догадываюсь, — ответила Шано. — Он был холодный, как лед. — И помолчав, прибавила: — А холодильник, между прочим, был выключен.
Инспектор снова задумчиво кивнул.
— Холодильник был выключен, — повторил он. — Зато Майк умер от переохлаждения, и температура тела у него была четыре градуса по Цельсию. Плюс четыре градуса, — уточнил он.
— Сколько??? — не поверила своим ушам Шано.
— Именно плюс четыре градуса по Цельсию, — раздельно произнес инспектор.
Они помолчали.
— Но не думаете же вы, что его засунули в собственный холодильник и держали там до смерти?! — не выдержала Шано. — Да и быть такого не может! Во-первых, в этом холодильнике не добьешься температуры плюс четыре градуса, а во-вторых… Я же сразу осмотрела квартиру — ничего подозрительного!
— Почему обязательно в собственный? — философски заметил инспектор. — Может, его уже привезли сюда в таком виде. А ты точно ничего не проглядела? Может, что-то пропало? Бумаги какие-нибудь…
— Нет, — твердо сказала Шано. — Я Майка знаю… знала. Все было, как всегда. А бумаги свои он здесь не держал — это я тоже знаю точно.
Инспектор с удовольствием посмотрел на нее. Слава богу, в девочке начал просыпаться профессионал.
— А сама что ты по этому поводу думаешь? — спросил он.
— Не знаю, — пожала плечами Шано. — Давно он умер?
— Пока неизвестно, — ответил Коэн, отклеиваясь от скрипнувшего шкафа. — Вскрытие покажет… А пока пошли-ка отсюда. Ключи, надеюсь, у тебя есть?
Они вышли из квартиры. Шано заперла дверь. Коэн наложил полицейскую печать.
Спускаясь по лестнице, Шано вдруг спросила:
— Инспектор, а что вам сказал доктор Ришар? Ну, когда вы только приехали.
— А-а-а, — улыбнулся Коэн и поглядел на дверь докторской квартиры, мимо которой они как раз проходили. — Он сказал, чтобы я обратил на тебя особое внимание, что ты странно себя ведешь. И он посоветовал допросить тебя первой, потому что у тебя, уж прости, тихая истерика и тебя легче обработать.
— Вот ведь сукин сын, — сквозь зубы процедила Шано. — Хотя вообще-то он был прав.
— Я, кстати, тоже не шутил, когда предлагал тебе немного поплакать, — неожиданно признался Коэн.
— Я так и поняла, — ответила она. — Спасибо.
Около подъезда, где стояла машина Коэна, он уже другим тоном предложил:
— Ну что, едем сразу в управление, запишем твои показания под протокол? Или как?
— Никаких «или как», — решительно объявила Шано, открывая дверцу и садясь в машину.
На следующее утро в контору позвонила Сузи Героно. Она, оказывается, звонила еще вчера, и господин Мюллер сообщил ей о том, что случилось, и…
— … Может, я не вовремя?
— Перестань! — тут же оборвала подругу Шано. — Выкладывай, что там у тебя.
Сузи на том конце провода облегченно вздохнула.
— Мне срочно нужна информация об одном человеке. О некоей Анне Хоффен.
— Подожди, я запишу, — Шано потянулась за карандашом.
Сузи повторила имя, назвала адрес; Шано записала и, отложив блокнот, спросила:
— Кто она такая?
— Да я и сама толком не знаю, — замялась Сузи.
— А, — догадалась Шано. — Опять твои колдовские штучки.
— Да, чисто профессиональный интерес, — подтвердила Сузи. — Я потому и не стала разговаривать с твоим патроном. Он же у тебя прагматик.
— Ну и что с того, что прагматик? — возразила Шано. — Он и спрашивать бы не стал, зачем тебе эта Анна Хоффен понадобилась. Такая у нас работа — ни о чем не спрашивать. А я действительно сейчас занята. Сама понимаешь: похороны, хлопоты…
— Понимаю, — согласилась Сузи. — Я вообще-то хотела, чтобы ты сама на нее взглянула.
— А что такое? — насторожилась Шано.
— Ну-у, это вот так не расскажешь…
— Ладно, попробую что-нибудь сделать.
— Когда?
— Позвони сегодня в семь.
— Может, я заеду? — предложила Сузи.
Шано подумала.
— Пожалуй, сегодня не стоит. Давай лучше завтра, после похорон. Часа в два подойдет?
— Идет, — легко согласилась Сузи. — Значит, я позвоню вечером, и договоримся. А я тебе на завтра приготовлю что-нибудь для восстановления сил.
— Только без всяких там жаб сушеных! — предупредила Шано.
Сузи заверила, что обойдется без жаб, а также без змей и пауков. Они посмеялись, и Шано положила трубку.
Узнать об Анне Хоффен не составило труда, но сведения были скудными и скучными. Анна была ничем не примечательной девушкой. В полиции на нее (и на ее родителей, как на всякий случай убедилась Шано) ничего не было; в муниципалитете — только стандартные данные: тогда-то родилась, тогда-то поступила в школу, тогда-то ее закончила… Даже за границу Анна Хоффен выезжала только однажды — выиграла путевку в благотворительной лотерее северингийского оружейного короля Герхарда Штрауса. Шано понимала, что все это ничего не значит, что порой к таким вот неприметным и следует внимательно присмотреться, но это — потом, если понадобится… «Во всяком случае, — решила Шано, — будет что ей сказать вечером». И она благополучно забыла об Анне Хоффен.