С уверенностью можно сказать, настроение ему эти запоздалые туристы испортили надолго. Не нравилось дядюшке Жерому, что в роковой час, обозначенный старой легендой, нечаянно собралось в замке двенадцать человек.
История, о которой рассказывала легенда, произошла в незапамятные времена и, судя по летописям той эпохи, не очень была приукрашена потомками. Валери в свое время, пересказывая легенду для буклета, справлялась в Государственном архиве Великого княжества Северингия и в архиве замка Кастель-Бланш на юго-востоке Франции, где тоже нашлись документы, упоминавшие об этом давнем происшествии. Легенда оказалась сущей правдой и, если отбросить мистический вздор, давала ясное представление о давнем событии.
В те времена, когда в Северингии правил князь Готтфрид Второй, называемый еще Праведником, в замке Альта-Леве хозяином был Оттон Хромой, имевший четырех сыновей — Адальберта, Адуальфа, Бертольфа и Ольфила.
К началу драматических событий у старшего, Адальберта, отношения с отцом складывались не очень-то хорошие из-за нежелания Оттона разрешить сыну жениться на Генфовар, дочери Гордриха, с которым у Оттона были какие-то земельные неурядицы.
(«Манускрипт № 43121» из Государственного архива утверждал, что нелады сына с отцом имели не только матримониальные, но и имущественные причины, хотя никаких подробностей не приводилось; а легенда ограничивалась только романтической версией.)
Адуальф в этих разногласиях поддержал сторону отца. Бертольф, по одной версии, находился в это время в Риме, по другой — на Родосе; впрочем, точное его местопребывание значения не имеет. Ольфил же готовился принять постриг в монастыре неподалеку от Рантена.
Что произошло в Альта-Леве в тот день, когда был убит Оттон Хромой, никому в точности не известно. Хмурым зимним утром прибыл ко двору Готтфрида Второго Адуальф и привез в санях израненного Адальберта. По словам Адуальфа, его старший брат имел с отцом неприятный разговор, перешедший в настоящую ссору; оба схватились за мечи, и Адальберт убил Оттона. Испугавшись последствий, Адальберт обратился к брату с просьбой представить смерть отца естественной, обещая щедро вознаградить его за умолчание… Но Адуальф, узнав о его коварстве, напал на брата и после длительного и упорного поединка одолел его. Считая себя не в праве выносить приговор брату, Адуальф призвал князя свершить правосудие.
Сам Адальберт говорить был не в состоянии, а свидетели, предоставленные Адуальфом, подтвердили его слова; на основании их показаний князь вынес приговор, и Адальберта казнили за отцеубийство.
Далее события разворачивались следующим образом.
Став законным хозяином замка, Адуальф уладил земельные споры с Гордрихом, посватался к Генфовар и вскоре стал ее мужем.
А через год прибыл из далеких стран Бертольф. Он сразу же направился ко двору Годфрида и объявил, что прошлой зимой было ему видение: отец и Адальберт явились ему во сне и сказали, что пали жертвой предательского замысла Адуальфа — Адуальф сам убил отца, а потом напал на ничего не подозревавшего Адальберта. Видениям в те времена верили, но Годтфрид решил более не вмешиваться в темные дела, творящиеся в Альта-Леве. Он предложил Бертольфу вызвать брата на Божий суд и выяснить истину таким способом. Бертольф согласился с волей государя и отправился в Альта-Леве.
Что произошло там — не известно совершенно. Но две недели спустя бургомистр Болье послал к князю гонца с сообщением, что все двенадцать человек, свидетельствовавшие против Адальберта, найдены мертвыми.
Самого Бертольфа с тех пор никто не видел. Ольфилу, последнему наследнику старого Оттона, пришлось оставить свои душеспасительные дела и принять на себя неожиданно ставший вакантным феод.
Тогда-то и пошел слух, что в замке Альта-Леве стало появляться привидение. Стоило будто бы собраться в замке не меньше двенадцати человек в час заката, как пробуждался некий беспокойный дух, и всех двенадцать находили мертвыми. Причем смерть настигала их независимо от того, оставались ли они после заката в самом замке или находились уже вне его пределов, — решающим являлся факт присутствия в замке в момент заката.
Так ли было на самом деле — не известно, но в летописях остались упоминания, что несколько раз замок Альта-Леве бывал начисто опустошен. В конце концов решили, что жить в замке опасно, и он оказался заброшен.
И так простоял, лишь изредка посещаемый людьми, до той поры, пока не облюбовало его под сыроварню семейство Лишо.
Однако продать холм, на котором стоял замок, потомки Оттона возможным не сочли.
Старинный род не был богат, лишь изредка он знал периоды относительного благополучия, но во все времена предложение продать холм с замком считалось оскорблением. Правда, до XVIII века продать его было и невозможно — закон запрещал куплю-продажу родовых владений; а после 1922 года такая возможность тоже представлялась маловероятной: у какого здравомыслящего северингийца достанет желания купить замок Альта-Леве, а продать его какому-либо заезжему иностранцу не позволяло государство, объявившее замок национальным достоянием.
Двоюродного деда Валери, Орасио Адлара де Альта-Леве, считали в семье чудаком. Почти все свои деньги, выигранные от спекуляцияй на бирже, он потратил на восстановление замка. Привратную и Петушиную башни модернизировал именно он. Хотел еще устроить здесь что-то вроде музея восковых фигур: заказать кукол, нарядить их в старинного покроя платье и рассадить вокруг стола в трапезной зале. Но на счастье нынешних отпрысков семейств Альта-Леве и Лишо, на эту затею не хватило денег; стирать пыль с такого театрального великолепия у них не было никакого желания.
После смерти Орасио собрался семейный совет, чтобы решить, что делать с восстановленным замком. Никто не хотел взваливать на свои плечи эту медленно разваливающуюся обузу. Одна Валери, махнув на все рукой, взяла все заботы на себя.
В конце концов это даже изящно выглядело на визитных карточках: «Валери Адлар де Альта-Леве, замок Альта-Леве, близ Болье».
После ужина Валери перевела еще пару страниц, потом, завязнув в сленге, бросила работать, включила телевизор и взялась за вязание.
Подбирать эквиваленты американским выражениям было не легко. В прошлый раз редактор остался недоволен: по его мнению, выражения могли быть и покрепче. Валери не считала себя знатоком уголовного жаргона, но предложенные замены были, на ее взгляд, галлицизмами, а она не представляла себе северингийца, говорящего на парижском арго. Впрочем, не стоит вдаваться в языковые тонкости, переводя бульварное чтиво.
Концерт, программа новостей, древний, еще довоенный американский фильм… Валери поглядывала на экран и вывязывала на спицах сложный узор свитера. Спать не хотелось. Узор продвигался к завершению, и Валери решила не ложиться, пока не довяжет рукав.
Американская мелодрама сменилась американским же вестерном; от звуков выстрелов у Валери разболелась голова, и она переключилась на бельгийскую программу. Здесь шло что-то вроде телекабаре; язык она понимала неплохо, некоторые шутки ведущего до нее вполне доходили и даже были не так глупы, как можно было ожидать. И за что это французы так недолюбливают бельгийцев?
Зато не доставляли удовольствия звуки шагов над головой. Кто-то тяжело спускался по лестнице с чердака; в такт шагам бряцало что-то металлическое.
«О Господи», — с досадой подумала Валери, отложила вязание и, подойдя к двери, открыла ее.
— Ян-Клод! — крикнула она наверх. — Прекрати свои дурацкие шутки! У дядюшки Лишо больное сердце, имей совесть в конце концов!
В ответ не донеслось ни звука.
Валери захлопнула дверь и вернулась в кресло. Звуки, затихшие было во время ее гневной тирады, возобновились. Правда, Валери показалось, что звяканье и бряк железа стали тише, будто шутник стал осторожнее; Валери решила не обращать на него внимания.
Шаги приблизились к ее двери и вновь стихли. Как раз в это мгновение старинные напольные часы начали отбивать полночь. Дверь скрипнула, приоткрылась, и шаги зазвучали уже в комнате. Валери не поднимала глаз на вошедшего, демонстративно игнорируя шутника.