Занни прошла в глубь кабинета и села в лейтенантское кресло; полицейская дама села в кресло напротив. Девочка настороженно оглянулась, потом, приняв решение, облизнула губы и обратилась к ней:
— Простите, мне хочется пить. У вас не найдется молока?
Женщина внимательно посмотрела на нее.
— Конечно, деточка, — сказала она, — сейчас принесу.
И вышла, не забыв запереть за собой дверь. Оставшись одна, Занни набрала нужный номер, быстро отыскав его в списке служебных телефонов под стеклом. Занни повезло — трубку подняли после второго гудка.
— Алло? Слушаю! — голос инспектора Коэна был бодр.
— Добрый вечер, я вас не разбудила, извините, что так поздно, это Занни Шевальер! — на едином дыхании выпалила Занни.
— Занни? — голос Коэна стал напряженным. — Что случилось?
— Я втянула Майка Касслера в жуткую историю, — невинно призналась Занни, одновременно поглядывая в просвет жалюзи на стеклянной двери кабинета. — Помогите ему, пожалуйста.
— Где ты, Занни? — голос Коэна был строг, но внушал спокойствие.
— В полицейском участке, — ответила она.
— Номер участка?
— Я не знаю… Это недалеко от Большого моста.
— Двадцать шестой, — понял Коэн. — Что вы там натворили?
Сквозь щели в жалюзи Занни увидела, что женщина-полицейский возвращается с пакетом в руке.
— Я не могу больше говорить, — быстро сказала она. — Пожалуйста, помогите!
Занни бросила трубку и отвернулась к полке с книгами. В глаза ей бросилось слово «малолетних». Занни подумала, что эта книга может относиться и к ней, сняла ее с полки. Но открыть не успела — щелкнул замок, и женщина вошла в кабинет.
— Вот молоко и булочки, — сказала она, ставя пакет на стол. — Через пятнадцать минут за тобой приедет сестра Жанна.
Занни кивнула, вынула из пакета бумажный пол-литровый кубик с молоком, надорвала зубами. Женщина предложила пластиковый стаканчик, но Занни предпочла пить прямо из упаковки.
— Когда меня будут допрашивать? — спросила Занни между двумя глотками.
— Завтра, — ответила женщина. — Точнее, уже сегодня утром. Тебе надо успокоиться и поспать.
— Я спокойна, — сказала Занни. — И я хотела бы, чтобы меня выслушали прямо сейчас.
— Сейчас никто не будет с тобой разговаривать, — наставительно сказала женщина. — Детей, выступающих в качестве потерпевших, можно допрашивать только в присутствии хотя бы одного из родителей, поручителя, детского психиатра или адвоката из комитета по надзору за правами несовершеннолетних.
— Моих родителей убили пять лет назад, — сказала Занни, жестко глядя на женщину. — На озере Сент-Этьен. Может, слыхали?
Женщина ахнула, и официальность полицейской служащей мигом сменилась неподдельным участием.
— Ах! А что убийцы? — спросила она. — Их поймали?
Занни только пожала плечами и замкнулась — так бывало с ней всегда, когда ее расспрашивали о том времени.
Она молча допила молоко, гадая, кто явится раньше: сестра Жанна или старший инспектор Коэн. Монахиня сразу потащит ее обратно в приют. Но Занни просто необходимо поговорить с Коэном — ведь иначе Майку могут предъявить бог весть какие обвинения. Занни решила: если монахиня появится раньше, придется устроить что-то вроде истерики. Утихомирят ее не сразу, какое-то время удастся выиграть, а там, глядишь, и Коэн появится.
Однако устраивать спектакль ей не пришлось — Коэн приехал первым. Но прежде чем он подошел к Занни, его перехватил один из полицейских и долго говорил с ним о чем-то. А тут и сестра Жанна подоспела. Ее тут же вовлекли в разговор, и по реакции монахини Занни поняла, что ей наговаривают разные ужасы.
Женщина, опекавшая Занни, отвлеклась на коллег и сестру Жанну. Занни решила, что не стоит туда пялиться, лучше проявить выдержку. Она опустила взгляд и, наконец, прочитала название книги, которую недавно сняла с полки. Это был сборник законов, касающийся прав малолетних. Занни подумала, взвесила книгу на руке и решительно засунула за ремень джинсов сзади, под куртку. Стало неудобно сидеть, и она распустила ремень на пару дырочек. Потом подошла к жалюзи и посмотрела в щель. Коэн покачивал головой. Похоже, ко всему, что ему рассказывали, он относился более чем скептически. Интересно, чего они ему такого наговорили?
Занни шумно вздохнула и решительно отрыла дверь.
— Ты куда?! — воскликнула женщина-полицейский.
Занни только махнула рукой и решительно вышла из кабинета.
— Добрый вечер, господин инспектор, — сказала она, подойдя прямиком к Коэну и игнорируя остальных. — Не знаю, что вам наговорили, но все было совсем не так.
— Ага, — у Коэна дерзко взлетели брови. — А как все было?
Местный полицейский деликатно кашлянул и произнес:
— Мы не имеем права допрашивать…
— Это не допрос, — перебил его Коэн. — Говори, Занни.
— Я сама сбежала из приюта, — сообщила Занни. — Майк случайно встретил меня. Увидел, что я совсем замерзла, и привел к себе домой. Он сварил мне кофе и как раз собрался сходить к автомату, чтобы позвонить в приют, а тут… — Она прервалась, выразительно глянула на полицейских и закончила: — Тут ворвались эти вот. Уж не знаю, чего они там себе навоображали. Может, решили, что Майк какой-нибудь маньяк?
— Именно так и решили, — кивнул Коэн.
У Занни не хватило слов, чтобы высказать переполнявшее ее презрение, — она просто выразительно фыркнула.
Коэн с интересом смотрел на девочку. Насколько он знал, это был первый случай, когда Занни решила кого-то защитить. Любопытно, чем это ей так понравился Майк? Или дело в том, что именно он ее нашел? А может, и вправду, как подозревал Коэн, в комнате Майка она тогда оказалась не случайно… Но ведь тщательнейшая проверка, проведенная после бойни на озере Сент-Этьен, не выявила никакой связи между Майком Касслером и семейством псевдо-Дюроков.
Коэну позвонили отсюда, из этого же участка, сразу же после звонка Занни и сообщили, что, возможно, задержан маньяк, который уже дважды нападал на малолетних. Коэн был бы только рад, если бы так оно и оказалось, — этот маньяк портил ему жизнь уже второй месяц. Но, предупрежденный звонком Занни, инспектор был почти наверняка уверен, что вся эта история лишь недоразумение.
Майка Касслера Коэн знал хорошо — никто чаще не умудрялся влипать в разные неприятности. В этом смысле Майк был своего рода феноменом. Вероятно, и в случае с Занни Шевальер сыграла роль его потрясающая невезучесть. Следовало, конечно, проверить его алиби на те два вечера, когда злодействовал маньяк, но инспектор был заранее уверен, что алиби у Майка есть — ведь он практически всегда околачивался в людных местах. Старшего инспектора Коэна интересовало другое.
Он взял Занни за руку и отвел в сторонку.
— Занни, — мягко сказал он, убедившись, что никто их не слышит, — то, что произошло сегодня… это как-то связано с тем, что случилось на озере Сент-Этьен?
— Никак, — отрезала Занни. Коэну даже показалось, что она слегка удивилась. — Что это вам в голову пришло?
Коэн помолчал.
— Ладно, — проговорил он. — Уже поздно, все устали. Отправляйся-ка ты спать.
Почему-то ему казалось, что Занни будет возражать. Но девочка лишь покладисто кивнула. Сестра Жанна крепко взяла ее за руку, Занни сказала в пространство «до свидания» и покорно последовала за монахиней к машине.
Коэн смотрел им вслед, пока они не отъехали, потом обернулся к сержанту:
— Вы что, всерьез намерены выдвинуть обвинение против Кушлера?
— Старая дура! — с чувством ответил тот.
…Ночи не было.
То есть не было никакой ночной тьмы. Вокруг были разлиты аметистовые сумерки; они, как клюквенное желе, налипли на город, глушили огни фонарей…
Гроза уходила на северо-восток; не было уже слышно раскатов грома, но зарницы еще временами блистали, освещая темные бока туч…
И где-то в этих тучах таилась страшная опасность. Гроза уходила — и вместе с грозой уходили силы.
Она висела над пропастью, вцепившись обеими руками в какой-то ржавый крюк, торчащий из кирпичной стены. Сил уже почти не оставалось, а воздух, еще недавно казавшийся плотным и надежным, как вода, с каждым мгновением становился все менее осязаемым, превращаясь в пустоту. Он уже не удерживал наливающееся свинцом тело, и когда онемевшие пальцы разожмутся, она просто соскользнет вдоль стены — и разобьется.