— Брат.
Этот отчаянный шепот все прояснил. Едва я глянул на Кулаза как тот буквально сжался, вовсе не напоминая мне привычного глазу вечно наглого гнома.
— Брат твой?
Уточнил я, продолжая с непониманием смотреть на своего синтаки.
— Эта, Гротон, он хороший. Только эта, выпивает бывает, вот. Ну там потом всякий эта, скандал делает, вот. Но это не он, вот. Это все к нему сами пристают, вот.
Пока Кулаз непривычно для меня мямлил, я осознал почему. Да ему, до глубины гномьей души, стыдно за своего брата. У него сейчас такой вид про который говорят-готов провалиться сквозь землю. Поэтому просто пожалев гнома, я остановил его оправдания.
— Бортолос.
— Да Оябуми.
Сразу раздалось с боку на темно эльфийском.
— Узнай, что там за долги у гнома. Вот у того, видишь?
Указал я, невоспитанно пальцем, на брата Кулаза.
— Слушаюсь Оябуми.
И Бортолос, бесцеремонно расталкивая толпу локтями, устремился к помосту, выполнять поручение своего Оябуми. Возможно для современного человека звучит как сарказм, вот только для дроу все очень серьезно, это почет и выделение на фоне других синтаки. Здесь, среди не людей, наказанием считается если тебе наоборот, ничего не поручают и ты бесполезен для своего Дома, пустое место в окружении деятельного общества.
Ждать пришлось не долго, уже через пять минут со счастливой улыбкой на хитрой, вороватой физиономии, Бортолос, стоя напротив, наклонившись, чтобы мне было удобно его слушать, докладывал.
— Оябуми, долги гнома оценены в сто сотенов. Он устроил пьяную драку в кабаке где побил посетителей и поломал мебель. А после, сопротивлялся стражникам. Его и скрутили то, только когда он сам уснул, пьяный. Это уже третьи торги на которых пытаются продать его долг. Если сегодня его никто не выкупит, то его отправят на каторгу, отрабатывать нанесенный городу ущерб. Скорее всего для гнома это дорога в один конец.
После доклада Бортолоса, на Кулаза было страшно смотреть. Такое чувство, что на гнома внезапно обрушилось вселенское горе, вмиг раздавив душу этого не человека. Запустив руку в свой кошель на поясе я, перебирая монеты в нем, вспоминаю их количество на пересчет в серебряные. Что же, ровно сто сотен. После, снимаю кошель с пояса и протягиваю его гному, смотрящему на меня с откровенным непониманием.
— Держи джигит. Брата выкупишь.
Взявший в руку кошель гном еще пытался что-то сказать мне преодолевая застревающие слова в его глотке, но я, просто подтолкнул его в сторону помоста с должниками. Конечно в душе жалея о истраченных почти всех деньках Дома.
— Устал я, пора в гостиницу.
Проговорил я, разворачиваясь что бы скрыть от всех свою мимику сожаления о содеянном.
Уже по пути в гостиницу, я снова осознал, что не люди, это не люди, и ничего с этим поделать нельзя. Я зачем дал монеты Кулазу? Правильно, выкупить долг брата. Что сделал гном? Выкупил, оформив приобретателем долговых обязательств, меня, как своего Гротона. Теперь, этот угрюмо бредущий позади гном по имени Гмидаз, мой должник, согласно выданным бумагам. И что мне прикажите делать с еще одним едоком в Доме? Да судя по всему ершистым не в меру. Поэтому остановившись, чуть не доходя до гостиницы я решился. Взяв в руки долговые документы Гмидаза, заполненные каллиграфическим почерком на гербовой бумаге, рву их, говоря.
— Гмидаз ты свободен. Документы я порвал поэтому никто никому ничего не должен.
Мой благородный порыв был внезапно оборван выскочившим вперед Кулазом.
— Эта, Гротон, не прогоняй Гмидаза. Он воин хороший, он полезен будет, вот.
Явно несогласный со своим братом выкупленный гном, демонстративно наступив на обрывки документов, нечаянно выроненных мною на мостовую, заговорил, выказывая свой гнев мне.
— Мне не нужны твои подачки, человек. Я найду монеты и верну их тебе. Гмидаз свои долги всегда возвращает, вот.
Он явно хотел еще что-то сказать, нагоняя побольше пафоса в свою речь, но прыгнувший внезапно распрямившейся пружинкой вперед Кулаз, засветил своему брату такую оплеуху, что тот плюхнулся на пятую точку. С непониманием смотря на рассвирепевшего старшего брата.
— Ты эта, рот свой тихо сделал пока я тебе туда свои носки не заткнул. Ты вообще, как свой голос громко говорил на моего Гротона. Я эта, тебе борода вырву, вот. Я твой нюх труба шатал мандюк мелкий, вот.
Вот это да, таким бушующим мне Кулаза еще видеть не доводилось. Он, выкрикивая свои гневные тирады продолжал отвешивать смачные оплеухи сидевшему на пятой точке младшему брату. По моим прикидкам я бы и от одной такой с большой вероятностью отдал бы душонку Темной Госпоже, а Гмидаз только головой трясет и даже не защищается от негодующего брата. Наконец Кулаз остановил свое воспитание и обратился уже ко мне, совсем другим тоном.