— А разве можно?
— Нельзя, конечно. Но в шоковой пока, слава богу, никого нет.
Зеленая снаружи палатка внутри была белой. Пол устлан хвоей, топилась печка.
— Как ты назвала эту палатку? — спросил Саша, осматриваясь.
— Шоковой. Сюда самых тяжелых, без сознания, которых даже оперировать нельзя, приносят. — Люба на миг задумалась о чем-то, озорно улыбнулась и попросила: — Ты посиди здесь. Я скоро.
Вернулась загадочная, на Сашу посматривала как-то по-другому. Достала из кармана сверток.
— Держи, — подала кружку, флакон с какой-то жидкостью. — Это гостинец тебе.
— А я ничего не принес. Не догадался, понимаешь ли, — смутился Саша.
— Мне ничего и не надо, а ты выпей, Саша, обмой свой орден.
— И ты выпьешь, — обрадовался он.
— Я еще не научилась, и на дежурство мне ночью, а ты выпей, сразу и согреешься.
Невелико угощение, но не ожидал его Саша. Как лихой казак опрокинул кружку и задохнулся, закашлялся. Ни слова сказать, ни вздохнуть. Руками только мог махать.
— Что это? — спросил наконец.
— Спирт.
— Я его никогда не пил, — сквозь слезы признался Саша, — и закусить нечем.
— Прости, совсем забыла. Вот хлеб с маслом, — развернула Люба сверток.
Он торопливо откусил и снова сморщился.
— Я масло сахаром посыпала, чтобы вкуснее было. Он рассмеялся:
— Солью надо было, солью. Кто же сахаром закусывает?
Действительно, солью, вспомнила Люба. Когда у них собирались гости, всегда в первую очередь за солеными огурчиками да грибками тянулись. Смешно ей стало от своей оплошности, Саше — и того смешнее. Сидели и хохотали, глядя друг на друга, не в силах вымолвить и слова.
На улице смеркалось. В палатке с ее маленькими окнами и совсем темно стало. Заглянул санитар Крохмаль, передернул пышными усами и протянул удивленно:
— Филиппова, с кем это ты тут балакаешь? Я раненого на морозе держать буду.
Как песню спугнул. Пришлось возвращаться к действительности, выходить на улицу. Полная луна поднялась в небе, усыпанном крупными и яркими звездами. Одна искрой метнулась к земле.
— А я загадала! — трепетно воскликнула Люба.
— О чем? — живо спросил он.
— А вот этого не скажу.
— Не говори. Я догадался, и все знаю.
— Что знаешь? Что? — встревожилась Люба.
— А вот этого я тебе не скажу.
Они посмотрели друг на друга и смутились — не так уж трудно было догадаться, о чем могла загадать Люба.
— Пусть все сбудется, как ты загадала.
Вместо ответа Люба потянулась к нему, застегнула телогрейку и пригрозила:
— Не смей распахиваться. Простудишься. Ты еще придешь?
— Непременно.
— Поскорее. Хорошо?
— Постараюсь. До свиданья, Люба. Мне пора.
— Постоим еще немножечко?
— Постоим.
— Тебе далеко идти?
— Километров пятнадцать.
— Ой как далеко! Иди давай, — сказала Люба, но рука ее, мозолистая и шершавая от частого мытья, еще долго покоилась в руке Саши и не хотела расставаться с нею.
3
После освобождения Новгорода дивизия быстро очистила западное побережье Ильменя, а под Шимском вступила в тяжелые и изнурительные бои. Оборона немцев здесь оказалась крепкой.
Таня Дроздова соображала: «Старая Русса не освобождена, и фрицы держат не Шимск, а дорогу, чтобы иметь запасной путь отхода из Старой Руссы». И что там думают на Северо-Западном? Шуганули бы немцев как следует, они бы и тут деру дали. Понимала Таня и другое: чем дольше продержатся фашисты, тем больше зла причинят. Если и целы ее Подгощи, то теперь спалят непременно, жителей угнать могут или перестрелять всех от мала до велика. В работе забывалась, а как оставалась без дела, иногда взрывалась:
— Ну что стоим? Что? Может, мне в пушкари пойти или на «катюши»? Я бы им такую баньку устроила — до Сольцов бы без памяти катились.
Повеселела, когда загрохотал фронт по-настоящему и вперед двинулся, а медсанбат получил приказ на передислокацию. Залезла на машину, глаза на дорогу, и застыла. Показался Шимск.
— Я думала, Шимск — город, а это деревушка небольшая. Ты что нам плела, Дроздиха? — подковырнула Таню Клава Отрепьева.
— Плела! Не твоя Москва, конечно, но райцентр был, а сейчас домов осталось, что у столетнего зубов во рту. Стой! Стой! Остановись! — забарабанила по кабине, увидев в проезжающих мимо санях соседку Екатерину Лапину.
На ходу выскочила из кузова, бегом к ней: