Фрита оглянулась и тут же выпрямилась. Значит, все поняла. По ее лицу скользнула тень испуга, которую она тут же согнала доброжелательной улыбкой:
— О, а я и не заметила. Спасибо, Крюгер.
Потянулась было за листком, но Эрен положил сверху ладонь и исподлобья уставился на растерянную Фриту:
— И когда же труповозка приедет за третьим из этого списка? — спросил он глядя ей в глаза. — Айвон Вуд, кажется.
— Что за чепуху ты несешь? — ответила она беззаботно вопросом на вопрос и сочувствующе покачала головой.
Хорошая актриса и играет неплохо. Однако Эрен слышал в ее голосе фальшь, видел, как настороженно бегает взгляд по его лицу.
— Каково это, быть дьяволом под маской добродетели?
Фрита перестала улыбаться:
— А тебе-то что? — с усмешкой спросила она, больше не пытаясь играть в простодушную дурочку.
— Может, тоже хочу научиться улыбаться тем, кого убил. Что ты им вкалываешь?
Она долго молчала, прежде чем ответить. Раздумывала. Изучала лицо Эрена, словно пыталась разглядеть в нем что-то важное для себя. Возможно, искала в нем осуждение? Презрение? Триумф охотника, который только что загнал жертву в угол? Напрасно. Что бы ни думал сейчас Эрен, его лицо оставалось беспристрастно холодным и отрешенным. Уж в чем-чем, а в лицемерии ему равных не было. Он смотрел на нее цепким холодным взглядом и ждал ответа.
Фрита все-таки не выдержала:
— Морфин. Смертельную дозу, — сказала тихо, чтобы никто больше не услышал, затем отвернулась к окну и добавила: — А ты умнее, чем кажешься на первый взгляд, Крюгер. Разочарован, да?
Какое безобидное слово выбрала. Для разочарования Эрену не хватало хотя бы отсутствующего напрочь очарования ею до этого. Ведь Фрита не была ни другом, ни товарищем, ни соратником… и близким человеком тоже не была. Пожалуй, Эрен мог бы ответить: «Презираю», — но вместо этого произнес:
— Ты убиваешь людей, Фрита, — четко, будто выносил ей приговор.
Она дернула плечами.
— А если скажу, что спасаю их? Мир сложнее, чем тебе кажется, — ответила с нотками обиды в голосе, так и не повернувшись обратно, а затем и вовсе нетерпеливо махнула Эрену рукой, чтобы тот встал с ней рядом. — Смотри вон туда, — указала она в окно. — Что ты видишь?
Эрен поднялся и снова увидел солнечный день за стеклом. Почему-то решил было, что Фрита хочет сказать ему что-то про Жана с Микасой на скамейке, но палец медсестры указывал совсем не на них. Она показывала Эрену на того самого мальчишку, который еще совсем недавно кормил сестру хлебом и отыгрывал Звероподобного титана. Эйрик (так, кажется, называла его девочка) только что выпустил в невысокого мужчину целую очередь камней и теперь улепетывал вдоль ограды госпиталя со всех ног. Мужчина с окровавленным лицом — один из камней угодил ему прямо в нос — мчался за обидчиком, выкрикивая что-то вслед хулигану.
И зачем Фрита хотела ему это показать? В качестве доказательства, что все здесь от мала до велика живут по собственным законам? Что в гетто Либерио каждый сам за себя и считает, что ему позволено все? Иллюзия вседозволенности в яркой обертке ненависти не только к марлийцам, демонам с острова и всему миру, что запер их в клетку гетто… Кажется, в этих людях было столько ненависти, что ее с лихвой хватало и на самих себя.
Фрита ждала ответа:
— Мальчик только что закидал камнями прохожего, — сказал Эрен и устало опустился обратно на койку — на одной ноге долго не постоишь.
— Верно, — согласилась Фрита. Она повернулась к Эрену, а затем и вовсе присела с ним рядом. — Ужасный поступок, да, Крюгер? Ведь кидаться камнями — плохо.
— Он разбил человеку нос. Что в этом хорошего?
— Зачем шкет-оборванец это сделал? — продолжала донимать Фрита вопросами.
— Может, он так играет… — пожал плечами Эрен. — Совсем недавно он закидывал камнями детей.
— Сейчас он не играл. Ты видишь в нем малолетнего отморозка, но я вижу его храбрость.
Ее внезапное заявление про храбрость вызвало в Эрене недоумение. Он даже посмотрел на Фриту, не шутит ли та над ним. Не шутила.
— Тогда ты сумасшедшая, — констатировал он.
Потому что только умалишенный может увидеть в безосновательной жестокости ребенка храбрость.
— Или ты слепой, — лукаво улыбнулась она и принялась объяснять: — У того человека на груди была нашивка — он полицейский. И он явно решил докопаться до парочки у жасминового куста, к которой как раз направился. Поверь, ничем хорошим для обоих это бы не закончилось. Полицейские здесь всегда найдут причину для наказаний. Парень отвлек внимание на себя и спас молодых людей. И кстати, если его поймают, то могут забить до смерти.
— Зачем ему это делать?
— Кто знает… Может, он задолжал хороший поступок. Понятия не имею, откуда ты прибыл к нам и где жил раньше… Но в гетто Либерио принято помогать друг другу. Без этого здесь не выжить.
Доводы Фриты хоть и казались логичными, но вызывали у Эрена кучу вопросов и целый ворох сомнений. Хотя бы потому, что он знал: вряд ли Микаса и Жан вообще знакомы с Эйриком, а уж то, что он перед ними в долгу… Однако с полицейским у них, действительно, могли бы случиться разборки, потому что с большой долей вероятности оба торчали здесь нелегально. Поддельный паспорт в гетто не так-то легко достать. Даже Зику это сделать не удалось, что уж говорить про «демонов с Парадиза», которые в местной жизни вообще плохо разбирались и не имели ни связей, ни влияния на кого бы то ни было. В общем, были здесь никем.
Да это все сейчас и не имело значения. К чему Фрита показала и рассказала ему все это? Жестокость ребенка и убийство — все-таки не одно и то же.
— Хочешь сказать, что ты, убивая, тоже кому-то помогаешь? — спросил Эрен, и Фрита утвердительно кивнула:
— Спасаю.
Уверенная в своей невиновности и праведности девушка, что пыталась сейчас облачить убийство безобидных пациентов госпиталя в геройство. Ее ничего не тяготило, и, кажется, совесть Фриты спала сном младенца… Но разве он вправе ее судить за это? Он ведь такой же палач, как и она. Только хуже. В миллионы раз хуже… Однако в отличие от этой сестры милосердия Эрен хотя бы не обманывал себя и не пытался оправдать. И не будет этого делать в будущем, когда взвалит неподъемную тяжесть вины на собственные плечи.
— Разве смерть может быть спасением для кого-то? — спросил он.
— Иногда смерть — лучший исход. — Фрита забрала-таки список из-под руки Эрена и бережно спрятала его в карман фартука, а затем оглянулась, чтобы убедиться — не подслушивают ли их, и придвинулась ближе. — Элдийский совет по запросу военной верхушки Марли составляет вот такие «Списки на депортацию». Красивое название, да? Только это никакая не депортация, Крюгер. Это списки тех, кого обратят в гигантов и направят на врага на передовой… десантируют с самолета… вышлют на Парадиз… или увезут на испытательные полигоны для проверки эффективности каких-нибудь новых противотитановых пушек. Это список будущих гигантов, Крюгер. Люди из него все равно умрут.
— Но… — Эрен не понимал. — Все люди умрут так или иначе. Это не значит, что ты, убивая их собственными руками, не становишься убийцей.
Фрита повернулась и в упор посмотрела на Эрена:
— Ты можешь считать меня убийцей, если хочешь. Но я хочу, чтобы те, за кем я ухаживала, умерли людьми, а не монстрами без памяти и разума. То, что я делаю, незаконно и аморально, но то, что делают с нами марлийцы и весь мир их руками — бесчеловечно.
Ее взгляд горел жизнью, решительностью и твердостью. Все заданные Эреном вопросы словно прошли мимо нее и не породили ни единого семени сомнения в душе. Она уже все решила для себя, жила с гордо поднятой головой и боролась, а не просто существовала, смирившись с ненавистью всего мира к элдийцам. И пусть ее борьба была песчинкой в кровавом месиве взаимной ненависти человечества и потомков Имир, но Фрита, видимо, и не думала сдаваться и отдавать врагам тех, кого выхаживала и лечила.