Врачи нашли для этого название – они всегда найдут, – а мисс Хельвиг нашла, надо думать, подходящее название для этих врачей. Как бы то ни было, она уволила персонал целой больницы, и все они уехали из Эсмеральды. Но ничего не изменилось – у нас осталось восемьдесят врачей, город полон Хельвигов, некоторые с другими фамилиями, но все родня друг другу. Одни богаты, а другие работают. Я думаю, мисс Хельвиг работает больше всех. Ей сейчас восемьдесят шесть лет, но она вынослива как мул, не пьет, не курит, не жует табак, не ругается и не пользуется косметикой. Она подарила городу больницу, частную школу, библиотеку, драматический театр, теннисный корт и бог знает что еще. Возят ее в старом «роллс-ройсе», от которого шуму, как от швейцарских часов. А здешний мэр недалеко ушел от Хельвигов, да вниз под горку. Я думаю, что это она построила мэрию и продала городу за доллар. Нет слов, выдающаяся женщина. Конечно, теперь у нас завелись и евреи, но я тебе скажу одно. Считается, что еврей тебя обсчитает да еще и нос сопрет, если не будешь держать ухо востро. Это все басни. Евреи, конечно, любят бизнес, даже слишком. Но если смотреть поглубже, с евреем-торговцем приятно иметь дело.
Он человек. Если хочешь, чтобы тебя хладнокровно ободрали как липку, у нас и так найдутся ребята, которые обдерут тебя как липку да еще прибавят десять процентов за обслуживание. Они вырвут у тебя из зубов последний доллар и будут смотреть так, будто ты его у них спер.
Глава 20
Участок находился в длинном модерновом здании на углу улиц Хельвиг и Оркатт. Я поставил машину и вошел, все еще прикидывая, как рассказать свою историю, и все же понимая, что рассказать ее придется. Приемная была маленькая и чистая, дежурный офицер был в рубашке с отглаженными складками, и вся его форма выглядела, как будто десять минут назад вернулась из прачечной. Несколько динамиков на стене передавали сообщения шерифов со всей страны. Табличка на конторке сообщала фамилию дежурного офицера – Гринделл.
Он глянул на часы, как все они смотрят – выжидающе.
– Чем можем помочь вам, сэр? – У него был приятный спокойный голос и тот дисциплинированный вид, который отличает лучших полицейских.
– Я хочу сообщить о смерти. В хижине за скобяной лавкой на Гранд-стрит, в переулке, который называется аллеей Полтона, в сортире повесился человек.
Он умер. Спасти невозможно.
– Ваше имя, сэр? – Он уже нажимал на кнопки.
– Филип Марлоу. Я частный детектив из Лос-Анджелеса.
– Какой номер дома, вы заметили?
– Там не было номера, насколько я мог заметить. Прямо за скобяной лавкой.
– Срочный вызов «скорой помощи», – сказал он в микрофон. – Возможное самоубийство в маленьком доме позади скобяной лавки на Гранд-стрит. Труп в сортире во дворе.
Он глянул на меня:
– Вы знаете, как его зовут? Я покачал головой.
– Он был ночным вахтером в гараже отеля «Каса дель Пониенте».
Он перелистал журнал.
– Мы его знаем. Привлекался за марихуану. Не пойму, как он удержался на службе, а может, он завязал, да и охотников на такую работу здесь не густо.
Высокий сержант с бесстрастным лицом вошел в контору, быстро глянул на меня и вышел.
Снаружи раздался звук стартера.
Дежурный офицер повернул рычажок на маленьком коммутаторе.
– Капитан, это Гринделл. Некто Филип Марлоу сообщил о покойнике в аллее Полтона. Выслана машина «скорой помощи». Сержант Грин уже в пути. В том же районе у нас две патрульные машины.
Он послушал с минуту, потом посмотрел на меня:
– Капитан Алессандро хочет поговорить с вами, мистер Марлоу. Прямо по коридору, последняя дверь направо.
Он вернулся к микрофону прежде, чем я вышел в коридор.
На последней двери справа было два имени: капитана Алессандро – на табличке, привинченной к двери, и сержанта Грина – на съемной карточке.
Дверь была полуоткрыта, я постучал и вошел.
Человек за столом изучал карточку с помощью лупы, магнитофон рядом рассказывал несчастным, сбитым голосом какую-то утомительную историю.
Капитан ростом был под метр восемьдесят семь, у него были густые темные волосы и чистая оливковая кожа. Форменная фуражка лежала перед ним на столе.
Он посмотрел вверх, остановил магнитофон, положил лупу и карточку.
– Усаживайтесь, мистер Марлоу.
Я сел. Он посмотрел на меня, не говоря ни слова. У него были нежные карие глаза, но рот не отличался нежностью.
– Насколько я понимаю, вы знакомы с майором Явоненом из «Касы».
– Я встречался с ним. Мы не стали закадычными приятелями.
Он едва улыбнулся.
– Этого было б трудно ожидать. Ему не могло прийтись по вкусу, что частные детективы шныряют по отелю. Он служил в военной разведке. Мы все еще зовем его «майор». Это самый вежливый город в моей жизни. Мы здесь офигенно учтивы и снисходительны, но все же мы – полицейские. Что насчет этого Сеферино Чанга?
– Так его звали? Я не знал.
– Да, мы его знали. Позвольте спросить вас, что вы делаете в Эсмеральде?
– Я был нанят лос-анджелесским адвокатом по имени Клайд Амни. Он послал меня встретить одного человека по прибытии поезда и проследить, где он остановится. Причин слежки мне не объяснили, но мистер Амни сказал, что он представляет вашингтонскую юридическую фирму и что он сам не знает причины слежки. Я взялся за эту работу потому, что нет ничего противозаконного в слежке за человеком, если ему при этом не мешают. Объект слежки остановился в Эсмеральде. Я вернулся в Лос-Анджелес и попытался докопаться, в чем дело.
Я не смог, поэтому я взял то, что мне показалось разумным гонораром, – 250 долларов и на оплату расходов. Мистер Амни был не очень-то мною доволен.
Капитан кивнул.
– Но это не объясняет, почему вы в Эсмеральде и что у вас общего с Сеферино Чангом. А так как вы не работаете на мистера Амни, если вы не работаете на другого адвоката, то у вас нет и соответстующих полномочий.
– Не торопите меня, капитан, если можете. Я узнал, что объекта слежки шантажировал или пытался шантажировать человек по имени Ларри Митчелл. Он живет или жил в отеле «Каса». Я пытался установить с ним контакт, но единственная информация, которую я получил, была от Явонена и от этого вот Сеферино Чанга. Явонен сказал, что он съехал, заплатил по счету и заплатил за неделю вперед, чтобы сохранить за собой свой номер. Чанг сказал мне, что он съехал в семь утра с девятью чемоданами. В манере держаться у Чанга было что-то необычное, и я хотел еще раз поговорить с ним.
– Как вы узнали, где он живет?
– Он сказал мне. Он был желчный человек. Он сказал, что живет у богачей, его сердило, что он живет как нищий.
– Это меня не устраивает, Марлоу.
– Ладно, и меня бы не устроило. Он был на игле, я выдал себя за торговца наркотиками. Время от времени в нашем ремесле приходится делать и такое.
– Вот это уже лучше. Но одного не хватает: имени вашего клиента – если у вас есть клиент.
– Может ли это остаться между нами?
– Мы никогда не раскрываем имен жертв шантажа, если дело не доходит до суда. Но если это лицо совершило преступление, или было обвинено в преступлении, или пересекло границу штата, чтобы избежать судебного преследования, тогда это было бы моим долгом, долгом офицера полиции, сообщить о ее теперешнем местоположении и об имени.
– "Она". Значит, вы уже знали. Зачем спрашивать? Я не знаю, почему она пустилась в бега. Мне она этого не сказала. Я знаю лишь, что она в беде, что она запугана и что Митчелл знал достаточно, чтобы сказать ей «куш».
Плавным движением он выудил сигарету из ящика. Он сунул ее в рот, но не прикурил.