Сейчас, вблизи, она казалась совершенной красотой. Ещё более прекрасной, чем вчерашней ночью. Голубое пальто было застёгнуто всего на три пуговицы, а четвёртая снизу была расстёгнута для ходьбы. Белокурые волосы были собраны заколкой на макушке, а пару прядей спадали на миловидное личико. Я поспешил встать, дабы не выставлять себя ещё большим дураком, каким являюсь, а потому сразу решил перевести тему.
– Почему такая прекрасная дама посреди ночи гуляет одна? Разве Вам неизвестно, что Оренбург криминальный городишко? – в моём голосе слышалась нотка сарказма даже для меня самого. Я осторожно перевёл взгляд на незнакомку, которая в свою очередь мило улыбалась мне в ответ.
– Я, вроде бы, иначе задала вопрос, не так ли? Хорошо, прекрасный незнакомец, меня зовут Катерина.
Она протянула мне нежную, одетую в перчатку, ручку и медленно поклонилась. Такие манеры я последний раз видывал лишь где-то в светском обществе, но никак не в обычных людях. Я обомлел. Воспитана, прекрасна, красноречива. Мне нравилось в ней всё. С каждой минутой я влюблялся всё сильнее и сильнее в юную Катерину.
– Аркадий Васильевич, – ответил ей я и, приспустив тонкую перчатку с руки, нежно коснулся её губами. Где-то выше меня послышался осторожный смех. Положение моего тела помогло мне прочитать надпись на книге. «Капитанская дочка». Как уже узнал я после, она любила литературу, потому что книги в её доме были в самом лучшем виде. – Катерина, Вы любите читать? Я впервые могу лицезреть такую прекрасную, в то же время образованную и милую девушку.
В то время это была редкость. На моём пути встречались девушки красивые, но не образованные. Образованные, но не красноречивые. Красноречивые, но не имеющие красивого облика.
– Faire cesser*. (faire cesser (франц.) – прекратить.*)
Выпрямляясь медленно, чтобы вновь разглядеть весь образ обожаемой мной незнакомки, я смог отметить уровень её интеллекта. «Она знает французский», – пронеслось в моей голове, и на лице поспешила появиться влюблённая улыбка.
– Что ж, я прошу прощения офицер, но мне уже пора. Могу ли я рассчитывать на нашу встречу завтра?
Я лишь ответил невнятное «да» и тут же получил поцелуй в край своих усов. С нежным смехом знакомая для меня незнакомка скрылась из виду, оставляя меня приходить в замешательстве, вперемешку с радостью и счастьем. Я взглянул на луну. Полнолуние. Поправив свой мундир и шапку, я выдохнул с облегчением и переполняющей меня радостью. И тут я понял, что люблю её.
Сигарета уже давно погасла, и я смотрел на то, как трубку дымит Анатолий. Почему-то мне сразу вспомнился роман «Герой нашего времени», обожаемый мною роман Лермонтова. Я всё хотел задать вопрос, но мой собеседник молчал, нервно покуривая трубку. Наконец силы нашли меня, а потому я поспешил спросить.
– А что было после? Вы уехали в Белогорскую крепость?
Аркадий вынул трубку изо рта и выдохнул дым. Уже прекратился снег, и в воздухе просто веяло приближающейся зимой. Этот прохладный ветерок дал ощутить мне ту атмосферу, которой был наполнен рассказ моего товарища. Он лишь взглянул себе на руки и продолжил немного погодя.
– После.… После я ещё пару раз посещал то место, встречался с ней…
Опять же, уже зимним вечером, я стоял у балкона своей обожательницы. Было холодно. Мороз терзал мои щёки и нос, а новая зимняя форма не спасала меня от холода. Но в груди грело сердце, точнее, его трепет. Когда-то мой отец говорил мне, что не бывает любви в 22 года. Но, как оказалось, бывает.
Я вырос под строгим присмотром отца. Моя матушка умерла при родах младшей сестры. Сама же младшая сестра умерла спустя 3 года от страшной чахотки. Нам пришлось переехать с отцом в Оренбург, чтобы эти воспоминания больше никогда не посещали ни мою детскую голову, ни его военную.
Сверху послышался нежный смех, а после знакомый мне голосок. Я сразу же оглянулся, замечая, что Катерина стоит босоногая на холодных деревяшках, отчего мгновенно стал строже обычного. Никогда за всю нашу историю безукоризненной любви я не был с ней строг. Не смел повысить голоса, а тем более поднять руку.
– Почему ты босая? Ты куда вышла в таком виде? Не май месяц, коли заметила! – меня не на шутку волновало чувство ответственности над нею и над самим собою. Она была младше и круглою сиротой, а я был для неё тем, кто мог спасти от страха остаться одной. В ответ я услышал робкий смех. Катерина никогда не грустила, она лишь смеялась и улыбалась при наших встречах.