оскву, брошу все попытки пытаться начать жить. Начну существовать, как и все. Родители стоят у входа, мать нервно сжимает полотенце в руках. В телефоне нет никаких звуков. В отчаянии бросаю его на кровать. - А я понимала, - бормочу, убирая волосы назад. - Бабушкина сказка. Это даже полезно, знаете. Верить в сказки, легенды, зная, что в жизни только несправедливость, смерть, разочарование. - Таня, успокойся, Та... - Хватит! - разбиваю вазу, мечусь по комнате, как зверек в клетке. - С какого вообще перепуга люди сами не могут выбрать, когда им умирать?! Почему нельзя, чтобы у каждого в паспорте стояла бы дата смерти? Я бы хоть знала, когда мой новый друг, подруга, знакомый, любимый... сдохнет. Швыряю вторую вазу в стену. - Алло? Замираю, строго смотря на отца. - Я слушаю. Отец молчит. Голос мужской, но явно не его. Какой-то искаженный, словно прошел плохую обработку. Немного бас. Но... - Да-да, я слушаю-ю. Звук исходит из трубки. Та, повиснув на краю кровати, мотается из стороны в сторону. Подползаю к ней, прислушиваясь к знакомым ноткам. Словно голос у меня в голове. - Кто так пыхтит? - легкий смех. Я сошла с ума? - Алло, - уже говорю я. Родители охают. Значит, они тоже слышат. - Простите, я, наверное, не так набрала. Простите. - Да ничего, гном, я все понимаю. Около пяти секунд я молчу. Молчу, пока до меня не доходит, что это он. - Привет, - говорит Лешка. - Привет, - отвечаю я, заливаясь слезами. Он слушает, смеясь: - Наша Таня громко плачет. У меня в голове снова шум воды. Речка. Но не та, которая на фото. Мне шесть, ему десять. Он смеется, читая стишок Барто. В воде действительно оказался мяч. Мелкая я и взрослый он. Так мы познакомились. До этого он был главным обидчиком меня, невинной первоклассницы. - У тебя, как и тогда, пятна по всему лицу? - Это веснушки! - злюсь я. Так просто. Словно шести лет не прошло. Словно пару месяцев назад мы с ним виделись. И вот мы снова смеемся. Смеемся, как и тогда, когда я провожала его с семьей за границу. В последний раз. В последний путь. - Не вспоминай, хорошо? - шепчет он. Родители подсаживаются рядом, слушают. - Ты читаешь мысли? - Неплохо их слышу. Не вспоминай, ладно? Мне сейчас уже не больно, - грустный смешок. Я никогда не верила в Бога и «тот свет». Мне казалось, что человек после смерти просто перестает существовать. Я не верила в переселение душ и прочее. Лешка всегда твердил, что Бог - это маленькое светлое внутри каждого из нас. И сегодня я говорю с ним. Звонок мертвецу. И вот он говорит, что ему не больно. Как много тех несчастных, кто не знает этот номер. И главное, бабушка взяла клятву не говорить его никому. А что, если бы в каждое «прощеное воскресенье» люди звонили всем тем, кого... Кого забрали небеса? Звонили, понимая, что это единственный в их жизни звонок на тот свет. Кого бы они позвали к телефону? О чем бы говорили? Я вспоминаю наш первый поцелуй. Лето, жарко, мы на чердаке, при свете фонарика, впервые целуемся. Его руки, мои... На шее, спине, талии. Губы горячие, мягкие. Вновь и вновь. Так приятно, что не оторваться. Просто вот так нежиться. Но нет, хочется большего, хочется ближе. - Я помню это, - искренне улыбается, чувствую. - Мне сейчас так хорошо тут. - Хорошо? - взрываюсь я. - Хорошо?! А мне тут не очень, знаешь. Аж зубы сводит, как не очень. Я существую. Каждый день: учеба, общага, учеба, спать. И по кругу. Как день сурка. У меня только одно в голове: сдохнуть. А я сделаю это, ведь тебе там хорошо. Наверное, никакой суеты и заботы. Как там? Тепло? Холодно? Не больно каждый раз погружаться в воспоминания и утопать в страхе? А я каждый день так, Леш, каждый день! И самое страшное, я даже не знаю, что мне с этим делать. Подползаю к стене, тяну телефон. Меня колотит, задыхаюсь, глотая воздух, слезы. - Да, у нас иначе, чем пишут в книжках. Играем в шахматы, пьем чай с малиной, земляникой, вишней. Правда, вкус я не чувствую. У нас тут нет эмоций, только успокоение. Боль уходит. Ты просто счастлив, что не ощущаешь ничего, - голос становится грубым. - Ты жизнь не жила, чтобы из своей беготни окунуться в пустоту. Я в тот день страдал от боли. Не знаешь, каково это, звать смерть? - Мне все равно, - шепчу, чувствуя, как ладони вспотели и все внутри меня дрожит. - А ты... Давай, приходи ко мне. Он срывается на крик: - Приходи, попьем чай без вкуса. Попробуй-ка, выпей воздух. Ничего? Вот и я тут так же. Мне нравится здесь. А ты... А ты свихнешься. А назад пути нет. - Зато там будешь ты! - А толк с меня? Посмотри, глупая. Иди, иди к зеркалу, - послушно подползаю к небольшому зеркалу на шкафу. - Посмотри, что с тобой стало. Руки в порезах, куришь, пьешь, кроешь всех матом и засыпаешь в обнимку с одеялом, в слезах. Ты людей-то искать пыталась? - А ты? Кто обещал мне поздравить с поступлением в МГУ? - Поздравляю. - А отметить мою первую стипендию? Как я с этими пятью тысячами сидела на балконе общаги... Как просыпаться и засыпать в одиночестве? Как это - жить, ничего не делая, потому что из рук все валится? Кто мне обещал миллион рассветов и закатов? Кто мне обещал золотую книгу?! - Я. Если обещал, то так и будет. Люди умирают, а обещания остаются. Ты-то можешь встретить эти все закаты, рассветы, получить сотню книг. Если хочешь, то так и получится. - А я не знаю, что дальше. С кем быть, куда работать устроиться... Как жить? Что хорошо, а что плохо? Кто объяснит мне, как правильно идти и куда? - Люди. Новые люди. Не обязательно я должен тебе это пояснять. - Да хоть кто, лишь бы ты был рядом. - Так сложилось, - произносит он хрипло. Падаю, заливаясь слезами. Меня трясет, кажется, что душа покидает мое тело. И мне хочется исчезнуть. Я хочу, чтобы наступил рассвет. Чтобы я, как морская пена, поднялась к солнцу, и оно сожгло меня. Жить дальше. Бороться. - Я люблю тебя. «Набранный вами номер не существует». Лежу, задыхаясь. В глазах темно. Это был не сон и не галлюцинации. Жить. Надо жить... А как? Борьба? За что? За то, чтобы ощутить все краски этого бытия? Теперь в трубке тишина. Родители обнимают, а я - кукла. Просто болтыхаюсь в руках отца. Интересно, а звонок платный?