— Небось, пионерское слою дал…
Сенька, сложив рупором руки, кинул:
— Раз обещал — кончено!..
С капитанского мостика Рыжов скомандовал:
— Отдать кормовые!..
Звякнул телеграф. Завздыхала машина под кормой, забурлил в воде винт. Ловко развернувшись, тральщик пошел к выходу.
Третий день, как отданы концы с Архангельских портовых причальных тумб.
Третьи сутки, как тралит рыбу «Вьюга». На пологой волне ее слегка покачивает.
Только что выбрали громадный невод лебедкой. Из большущей мотни трала посыпались на палубу водоросли, треска, зубатка, палтус, пикша.
Трепыхается рыба, бьет упругими, сильными хвостами.
Команда, не отрываясь, сосредоточенно рубит, потрошит и бросает рыбу для засолки в трюм. Работают молча. Изредка перекинутся острым словцом. И так по восемнадцати часов в сутки! Остановиться нельзя, — завалит палубу. В каждом «подъеме» — три-четыре тонны рыбы.
Работают все. Комсостав, кочегары, матросы, угольщики, смазчики. Никто не сидит без дела.
Сенька сдружился крепкой, как проволочный тросс, дружбой с тралмейстером.
Полжизни проплавал Петр Петрович Окладных с норвежцами и англичанами. Считается самым знающим во всей флотилии Совгосрыбтреста.
Старый тралмейстер выучил Сеньку стоять на лебедке, и стал Сенька «лебедочным».
— Петрович, заморишь парня, — бурчит боцман.
Добродушно огрызается в бороду:
— Черти его не возьмут, а богу он не нужен…
Сдвинул лохматые седые брови. Глазами сверлит:
— Ты у меня смотри в оба!.. А то…
Сенька сплюнул через губу:
— Ладно, не маленький…
Работа не трудная, но требует напряженного внимания и сноровки.
Вытаскивая из-за борта подъем за подъемом, Сенька горд от сознания важности выполняемой им работы. Ведь стоит ему, Сеньке, дернуть за этот рычаг или повернуть вот это чугунное колесико не в ту сторону — и вся рыба, что в этом громадном неводе, пойдет к чорту. Что бы его в эту минуту увидал Филька из пионерского звена «На Вахте»!
Грохочет, тарахтит, заливается голосистая лебедка.
Закутался, утонул Сенька в облаке пара.
Тралмейстер поднял руку. Медленно покрутил в воздухе указательным пальцем. У Сеньки рука на регуляторе.
— По-ма-лу!..
Стал прикрывать пар. Глазами в Петра Петровича. Тот поднял вверх твердую, как доска, ладонь.
Хриплым простудным голосом зыкнул:
— Сто-оп!
Сенька привычной рукой закрыл пар. Команда вывернула мотню. На палубу посыпалась груда платиново-серебристой рыбы. Парнишка тут как тут. Ищет глазами:
— Вот она!..
Извивается в мутной слизи и жире сине-лиловая акула. Вороненой сталью топорщится плавник. Мелькнуло белое брюхо, хлопает жабрами. Открыла страшную пасть. Три ряда острых зубов.
У Сеньки глаза штопором. Подошел поближе.
Боцман сердито:
— Берегись!..
Не успел отскочить, хвостом по ногам. Света не взвидел мальчуган. С силой отбросило в сторону, Головой угодил в ватервейс[6]. Из носу кровь. Прихрамывая, — к тому широченному, к тому, что рубит рыбьи головы. Умоляюще протянул:
— Дянь-к-а-а!..
Блеснул зубами помор. Добродушно громыхнул:
— А ты ходи, да оглядывайся…
— Дя-янька-а-а!..
— Ну, чего ишшо?
— Отдай мне голову…
Матрос занес топор.
Рука, что корневище.
— Ж-ж-а-ах!..
Немного не отхватил. Хлынула кровь. Акула бешено забила хвостом. Улучил момент и со всей силы:
— Г-г-ы-ы!..
Отлетела голова.
Пнул ногой:
— На, получай, не жалко!..
В кубрике душно. Скучно Сеньке. Не сидится парню на одном месте. Вылез на палубу. Охватило студеной стылью. Заглянул к радисту. Отмахнулся слухач:
— Катись, катись, видишь некогда!.. Не мешай…
Нырнул в кочегарку. Не терпится, охота взглянуть, может, уже высохла акулья челюсть.
Подумал:
— Хоть бы она скорей сохла, что-ли-ча. Придем в Архангельск, надо сдать отряду… Не привезу, засмеют ребята, скажут: «Зря трепался»…
Стал карабкаться на котлы. Жжет руки.
Сильно качает. Кадку с мусором шарахнуло одна об другую. Носятся, как бешеные, из стороны в сторону. Загремел железный гребок. Увернулся Сенька. Чуть не убило. Кочегар Мартыныч шугнул мальчика.
— Черти тебя тут носят!..
В тесном кубрике душно. Задыхаясь от жары и обливаясь потом, лежа в узкой матросской койке, Сенька размечтался:
«Высохнет… Не поломать бы только. Придем в Архангельск, отдам ребятам…»
Неожиданно мелькнуло в мозгу:
«А что, если сдать в школу… В музей… Обрадуются небось… Вроде как… как его… еще вчера помнил…»