Потом, когда я осведомился у Лазоренко, есть ли в совхозе какой-либо предварительный изыскательный материал или материал по обследованию этих мест, хотя бы картографический материал местности, то начальник совхоза мне ответил, что никто здесь никаких изысканий или съемок не производил. Правда, у главного агронома совхоза есть какой-то рисунок озер, расположенных вокруг совхоза; этот рисунок оставил совхозу некий рыбовед, обследовавший местные рыбные богатства.
Тогда я сказал Лазоренко, что в первую очередь должен ознакомиться с тем материалом, что у главного агронома. Лазоренко предупредил меня, что его задание нельзя откладывать ни на один день и что пробивку трассы надо производить сейчас.
В подавленном состоянии я вышел из кабинета. Только теперь я понял, в какую беду попал. Меня толкают на авантюру — хотят заставить пробивать дорогу через неведомую тайгу без какого-либо предварительного изыскательного материала. А самое главное, что я имею дело с ненормальным человеком, с которым не сговоришься, который абсолютно ничего в строительных делах не соображает. А Управление лагеря, которое могло бы помочь, за тридевять земель, и связи нет.
Потом я нашел совхозного агронома. Последний оказался уголовником с выбитым глазом. Все в совхозе называли его Камбалой — это была его воровская кличка. И здесь Лазоренко оказался на высоте. Главным агрономом он назначил равного себе — так называемого в лагерях «социально близкого».
Когда я разговорился с Камбалой, я убедился, что этот тип совсем неграмотный и ничего общего с агрономией не имеет. Именовал он себя «практиком по сельскому хозяйству». Но этих лагерных камбал я немало повстречал. Например, я как-то спросил одного такого, почему он всем говорит, что образование имеет среднее, когда он совсем неграмотен? И вот ответ: «Я в среднем могу читать по печатному и в среднем кумекаю по письму». Вот вам и среднее образование, и подобный в среднем агроном из уголовников — здесь это был Камбала.
Камбала дал мне листок — копию маршрутного хода одного рыбоведа, который шел через тайгу из совхоза к линии железной дороги, по ходу глазомерно зарисовал контуры нескольких крупных озер, попавшихся ему на пути. Этот листок мне абсолютно ничего не давал. Это была глазомерная произвольная зарисовка без какой-либо геодезической привязки, без масштаба, без измерения расстояния. Рисуночек говорил только, что в этом районе немало озер и, следовательно, есть возможность организовать рыбный промысел. На это и хотел обратить внимание рыбовед, оставивший совхозу свою зарисовку.
Теперь мне все было ясно. Сначала надо в порядке предварительного изыскания проложить из совхоза в сторону железнодорожной станции Каменка инструментальный ход, а потом путем корректировки, в зависимости от отклонений, уже вторым ходом дать ось будущей дороги, причем при выборе дороги надо будет учесть, не попадаются ли по пути большие озера или болотные трясины. А то, что желает Лазоренко, чтобы я сразу указал прямую дорогу через тайгу, и чтобы вслед за мной тут же начали прорубать просеку для строительства, — это настоящая чепуха и тупость.
Потом, когда я зашел к начальнику совхоза и доложил об этом, он пришел буквально в ярость. Лазоренко орал на меня и грозил, что если завтра утром я не выйду на работу и не укажу, где прорубать просеку для дороги на станцию Каменка, то он меня привяжет веревкой к хвосту лошади и силой потащит по тайге, и тогда я вынужден буду указывать линию дороги. Лазоренко кричал: «Ему дали в руки инструмент, а он будет делать еще какие-то изыскания, а совхоз будет сидеть и ждать!»
Когда я увидел, что Лазоренко пришел в буйное состояние (а у него был револьвер), я немедленно вышел из кабинета, оставив его там орущим, а сам зашел в контору, где находились хоть какие-то свидетели в случае дальнейтих событий, которых я мог ожидать от этого ненормального типа.
Когда я свой разговор с Лазоренко передал главбуху и Богданову, они еще раз предупредили меня, что Лазоренко может выкинуть любой номер в зависимости оттого, что забредет ему в голову, может и привязать к хвосту лошади. Главбух обещал, что он попытается отговорить начальника не посылать бригады для рубки просеки, ибо в случае больших отклонений от станции придется взять новое направление, и тогда образуются большие бросовые работы по лесоповалу. А отвечать за это придется и начальнику совхоза, и главбуху.
Потом Вовочка Богданов, приняв близко к сердцу мое несчастье, толкнул меня на другую мысль. Рыбовед сказал, что в совхозе слышали гудки проходящих поездов. Регулярно утром на станцию Каменка прибывает рабочий поезд, и, когда он отходит, паровоз дает гудки, и если стоит ясная погода, то гудки слышны в совхозе. По словам моих друзей, каждый день, в десять часов утра, этот поезд проходит через Каменку и гудки слышны. Богданов взялся залезть на высокую лиственницу, которая росла у ворот лагерной зоны. Он надеялся там увидеть паровоз, когда поезд будет отходить от станции.