— Красивые есть, — сказал Гоша. — Пригляди на вечер, потом найдем, если хочешь. Здесь хорошие девчонки попадаются.
Но Артынов видел только, как мелькали загорелые руки и ноги, а лица все сливались, их нельзя было отделить одно от другого.
В последнее время он довольно часто думал, какую бы хотел встретить девушку, было даже место, где лучше всего об этом думалось: это вышка на скале. Он оставался там один, шарил окулярами по океану и по берегу, по скалам и сопкам, и мысли ничуть не мешали ему наблюдать. На берегу каждый камень был знаком, а в океане он мог увидеть любой катер, любую шхуну, даже плавающее бревно или бочку на самом далеком расстоянии. Вот там, на вышке, он и мечтал: какую бы хотел встретить девушку. Но это ему плохо удавалось, потому что женщин, пока служил на заставе, видел редко.
На озеро в выходные дни наезжали порыбачить и отдохнуть компании из поселка, останавливались они далеко от заставы, и пограничники могли наблюдать их беззаботную туристскую жизнь только издали. На самой же заставе жила одна женщина — Катя, жена начальника, лейтенанта. К тому времени, как приехал на остров Семен, у нее был годовалый сынишка Степка, с которым выходила она погулять к океану. Была она нелюдимой и молчаливой, и Семен удивился, узнав от ребят, что Катя прежде пела в сибирском хоре, который разъезжал по разным городам, и познакомилась с лейтенантом в гостинице, когда он ехал по назначению на остров; она бросила свой хор и поехала с ним. Семену много раз хотелось с ней поговорить, но все не удавалось, а однажды он застал ее на берегу плачущей, но когда подошел, она схватила Степку и убежала. Ребята шептались, что у лейтенанта с ней не очень ладится, из офицерской квартиры по вечерам часто раздавались Катины всхлипы, и по утрам лейтенант появлялся злой, но вскоре приходил в себя, так как дел у него было много, работал он как одержимый, с утра до ночи…
В тот свой последний день на острове Семен с Гошей Смирновым вечером пришел в Дом культуры. Это было хорошее двухэтажное здание, сложенное из крепких бревен лиственницы, построили его давно и прочно, и потому, хоть оно стояло на открытом месте, ветры ничего с ним не смогли поделать. Еще издали они увидели большую фанерную афишу, освещенную лампочкой: «Бал цветов». Прежде чем войти в Дом культуры, стряхнули пыль с мундиров — их не обидели, месяца за два до отправки выдали новенькую форму с крупными буквами на погонах «ПВ».
У кассы стояли штатские мальчики, курили, они не обратили на солдат внимания, да и понятно — на этом острове, куда ни сунься, наткнешься на пограничника.
В фойе на длинных столах вдоль стен в байках, горшках, вазах стояло множество цветов: фиолетовые, белые, красные гладиолусы, лохматые, как морды пуделей, астры, пышные розы, огромные, как подсолнухи, ромашки и много разных других. Над некоторыми из них висели таблички вроде таких: «Букет «Совесть», «Композиция «Семейное счастье», а внизу стояли фамилии тех, кто это придумал. Оказывается, в Доме культуры два дня шла выставка цветов, все это богатство выращивалось на острове хозяйками; они и топтались вдоль стены, ревниво, поглядывая на цветы, не спуская с них зорких глаз. Сейчас вручали дипломы победителям, делала это девушка, по замыслу организаторов была «королева цветов», очень приятная белокурая девушка, одетая в длинное белое платье, на голове корона, нечто вроде лилии. Было тесно, но ребят было совсем мало, в основном, кроме пожилых хозяек, девушки, хорошо все одетые, в мини-юбочках или брючных костюмах, у большинства были высокие прически башенкой. Здесь здорово следили за модой, на континенте только еще успевают подумать, а тут уже все девчонки себе шьют.
Семен, конечно, знал, что население в поселке в основном женское, мужчины — рыбаки или военные, а на рыбозаводе и на «Крабе» только вербованные девушки. Правда, здесь их не так много, как на Шикотане, хотя Артынов на том острове и не был, но слышал — это целое девичье государство, на одного мужчину двенадцать женщин (на заставе по этому поводу много было разных разговоров).
— Вперед, старина! — шепнул Гоша и врезался в толпу; он шел прямо, не глядя по сторонам, и за ним образовывался коридорчик. Семену показалось, что он может в любое время сомкнуться, тогда он останется один, окруженный незнакомыми девушками, потому и заспешил за Гошей.
Они остановились у закрытых дверей в зрительный зал, на них висела большая картонная ромашка, а внизу красная стрела, на лепестках у ромашки было написано: «Любит, не любит, к черту пошлет, к сердцу прижмет».
— А ну, крутани! — услышал Семен рядом звонкий голос.