— А что впереди?
— А что впереди, не скажу. Тайна сберкассы.
— Ой, Сеня! — воскликнул Гоша. — Богатые тут невесты! В Москве таких не найдешь. — И стал разливать по рюмкам.
Тогда Семен спросил:
— А что вы сюда все едете? На Сахалин, на Шикотан, по всем островам — девушки. Будто кто гонит вас сюда.
— Никто не гонит, — спокойно ответила Ирина. — Все сами едут. Да за других не нам отвечать, а я из Лебедяни вырвалась белый свет посмотреть за бесплатный провоз. Так и хотела — до самого краешка земли. Ну, конечно, и заработать надо. Мы ведь не на вечное поселение, тут все так, коренных нет. Этот сезон закончим — и месяца через два по вашему следу. Только теперь мне уж ничего не страшно, я сама себе хозяйка. Могу даже дом в Лебедяни купить.
— А мы с Сеней столичные, — похвастался Гоша. — Белый свет и по телевизору можем увидеть. Отслужили — и с приветом. — И он неожиданно притянул к себе Зою, приподнял подбородок ладошкой и поцеловал.
— Вкусно, — засмеялась она.
Черт знает, как все это получается. Семен не понимал таких парней, как Гоша, никаких для них нет преград, а сунулся бы он, обязательно схлопотал бы пощечину.
Гоша подмигнул Семену: а ты, мол, что сидишь? — и он почувствовал рядом с собой горячее колено Ирины, она словно подбадривала: мол, смелее!
Семен поспешно допил свою рюмку и, чтобы как-то оттянуть время, заговорил. И его понесло, его так понесло, как только это бывало во вдохновенные минуты трёпа на перекурах, когда собирались солдаты на заставе потравить.
Он сразу сел на своего любимого конька: стал рассказывать о Денисе Давыдове; между прочим, у него был свой взгляд на этого героя, так как он прочел все его дневники, стихи и записки, и Семену представился Денис Давыдов совсем не таким, каким изображали его на портретах и в книгах. Денис был маленького роста, нос картошкой и отчаянный врун и хвастун, дуэлей он вообще боялся, даже когда в Киеве у него увели прямо на глазах невесту, он так и не вызвал соперника на дуэль, хотя о надвигающейся свадьбе сумел сообщить даже царю, и знаменитого гусара Бурцева он боялся, потому воспел его в стихах: «Бурцов, ёра, забияка, собутыльник дорогой», — чтоб не встречаться с ним на узких дуэльных дорожках. Но вот что было удивительного в его характере: придумывая про себя заранее всякие истории, он потом в лепешку разбивался, чтобы их выполнить. Так, он выдумал про себя сказочку, что Суворов, когда Денис был мальчишкой, положил ему руку на голову и сказал: «Ты выиграешь три сражения!» Ну, сами понимаете, не мог же Суворов серьезно говорить об этом пацану. Давыдов придумал все это, всем рассказывал, да так, что сам поверил в свое сочинение, и, что удивительно, ведь на самом деле выиграл три сражения.
Когда Семен все это понял в Давыдове, то по-настоящему и полюбил его: ведь какая нужна была воля этому маленькому, некрасивому человеку, чтоб перешагнуть через себя и исполнить придуманные чудеса.
Когда Семен прервался, чтоб передохнуть, Ирина грустно сказала:
— Очень интересно. Может, выпьем еще?
— Ага, — обрадовался Гоша, — и потанцуем. — Разливая водку, он склонился к Семену и шепнул: — Ты что, доклад целый затеял? Действуй.
Они выпили, стали танцевать под «Казачка», потом опять садились к столу и опять танцевали, пока Гоша не отвел Семена в сторону и не сказал:
— Ты иди с Ириной погуляй часок, потом сменимся.
Когда они вышли на улицу, ночь была на изломе, вот-вот должно было начать светать; они молча прошли узким переулком, обогнули высокие камни и вышли на берег. Вдали, за океаном, засветлело. Они сели на толстую гладкую коряжину, Семен обнял Ирину, она прильнула к нему.
— Расскажи еще что-нибудь, — шепнула она.
— Не хочется. Давай просто так посидим.
— Тогда поцелуй меня.
— Лучше не надо, — сказал Семен. — Только не обижайся. Если бы я тебя полюбил…
— Странный ты парень, — вздохнула она. — Другие сами лезут.
— Пусть лезут. А я не умею.
Она тихо засмеялась.
— Это все умеют, даже идиоты. Просто ты на другой планете родился.
— Я на той же планете, что и ты, родился, — рассердился Семен. — И все я умею, и целоваться тоже. Только я не люблю, когда это так все просто.
— Что же, у тебя и любовь была? — спросила она.
— Была, — ответил он.
— Ну вот, видишь, какой ты ненормальный, — вздохнула Ирина. — А Гошка не церемонится. Ты что, в институт не поступил?
— Я и не поступал. Это отец психовал, а я и не думал поступать.
— Почему так?
— Профессию не выбрал. Тогда еще не мог сообразить, кем бы хотел стать.