Вот я и подобралась к себе любимой. Разрешите представиться: Августа Яковлевна Ведерникова. Хотела бы написать – старший научный сотрудник словарного сектора Института языкознания, но уже не могу: наш отдел сократили – и со вчерашнего дня я безработная домохозяйка с учёной степенью кандидата филологических наук. Не удивляйтесь – и такое случается.
Младшее поколение моей семьи восприняло эту новость как-то слишком уж сдержанно, хотя и с некоторым сочувствием, а старшее… Мама, поджав губы, категорично заявила, что если бы я не ограничила себя женским минимумом, а защитила бы вовремя докторскую диссертацию, то никто не посмел бы меня и пальцем тронуть. А Игорёша глубокомысленно заметил, что лучше быть полноценной домохозяйкой, чем неполноценной учёной дамой.
Ещё он добавил, что наука от моего увольнения нисколько не пострадает, зато наша семья многое приобретёт, особенно если на кухне я буду проводить хотя бы половину того времени, которое проводила на работе, тем более что моя зарплата не окупала даже мои транспортные расходы. Это было уже слишком, и я, конечно, проявила бурное возмущение, приготовившись к длительному словесному поединку, но Игорёша немедленно покинул ринг, прибегнув к своей излюбленной тактике, – замолчал, зарывшись очками в какую-то статью в американском научном журнале. Мне оставалось только признать себя победительницей и молча удалиться, проглотив своё невысказанное негодование, или продолжать сотрясать воздух до полного изнеможения и без всякой надежды быть услышанной. Мудрая женщина, не раздумывая ни секунды, выбрала бы первое.
Однако я… отвлеклась от темы и едва не испортила всю картину. Стоп. Забудем всё, что я сказала о себе, и вернёмся к нашему портрету образцово-показательной семьи. Завершая его, я усажу слева от моего драгоценного муженька свою самую лучшую копию, только что побывавшую в модном дамском салоне в умелых руках опытного мастера-визажиста. Чем бы её украсить, кроме сногсшибательной причёски, серёг из капельного серебра, учёной степени и букета почётных званий матери, тёщи, жены и дочери? Можно было бы, к примеру, добавить парочку добродетелей или заслуг перед обществом, но лучше не рисковать и оставить всё как есть, чтобы не испортить этим объективной картины, нарисованной непредвзятым взглядом стороннего наблюдателя.
Ну что ж, теперь, когда портрет завершён, вставлен в тяжёлую позолоченную раму и повешен для всеобщего обозрения на самом видном месте в нашей гостиной, можно воочию понаблюдать за теми, кто на нём изображён. Добро пожаловать в нашу квартиру! В ней ни много ни мало шесть комнат. Чтобы её приобрести, нам с мамой и Игорёшей пришлось продать свою трёхкомнатную квартиру, а Нате с Колюней – их двухкомнатную, доставшуюся ему в наследство от бабушки. Потом ещё немного наскребли, добавили вскладчину, напряглись, подсуетились и в результате совместных усилий поселились все вместе в девятиэтажном экспериментальном доме с улучшенной планировкой.
Сегодня я, как обычно, проснулась в семь утра. Осторожно сползла с кровати, чтобы не разбудить Игорёшу (он встаёт на полчаса позже), и, натянув халат, направилась в ванную. Собралась открыть кран с горячей водой и… вдруг вспомнила, что спешить мне, собственно говоря, некуда и можно ещё чуток поваляться в постели, но всё-таки решила не возвращаться в спальню, а, тяжело вздохнув, поплелась на кухню, чтобы поставить чайник. Зарядку делать расхотелось и я, бесцельно послонявшись по квартире, залезла с ногами в кресло и просидела там пригорюнившись до тех пор, пока вокруг меня не начали сновать проснувшиеся домочадцы.
Всё было как всегда: Колюня усиленно «разогревался» на нашем домашнем «стадионе», под который отвели одну из комнат. Игорёша, одержимый манией чистоты, прочно оккупировал ванную, а Ната, старательно «наращивая» ресницы перед зеркалом в прихожей, время от времени делала безуспешные попытки его оттуда выдворить, колотя по двери щёткой для волос. Мама под Лунную сонату готовила себе морковный сок, попутно «воспитывая» Жэку, а тот с вставленными в уши наушниками бегал как угорелый по комнатам в поисках разбросанных им повсюду учебников и тетрадей. Каждый участник спектакля был увлечён своей игрой, а меня словно лишили привычной роли, и мне ничего другого не оставалось, как безмолвно наблюдать за происходящим на сцене из-за кулис, ни во что не вмешиваясь.