Мне как самой мудрой пришлось прекратить бесплодную дискуссию:
–– Вот я и говорю – жаль. Но вам, Игнатий Никифорович, ещё обязательно повезёт, и вы найдёте своего читателя.
Самарин вновь превратился в улыбку Чеширского Кота:
–– Я категорически возражаю против бесконтрольного везения. Этим процессом необходимо научиться управлять, как, скажем, автомобилем.
–– Да что вы говорите! – всплеснул руками развеселившийся Игорёша. – А не подскажете, как? Или это тоже невозможно сформулировать?
Самарин упорно не замечал Игорёшиных насмешек:
–– Помните песенку:
И не надо зря портить нервы –
Вроде зебры жизнь, вроде зебры.
Чёрный цвет, а потом будет белый цвет –
Вот и весь секрет.
Так вот, – продолжал Самарин, закончив своё маленькое сольное выступление, – жизнь совсем не похожа на зебру. Это явное заблуждение. Она, скорее, напоминает шахматную доску. Жизнь вовсе не полосатая, она – клетчатая. И это всё меняет. По ней, то есть по жизни, можно двигаться по прямой, от одного края доски до другого, – и тогда белый квадрат будет сменять чёрный. А можно – по диагонали или зигзагообразно – и тогда движение будет происходить исключительно по белым квадратам. Сплошной зигзаг удач!
–– Или чёрная диагональ неудач, – задумчиво закончил Игорёша.
–– Я же говорил, что вы способны глубоко мыслить! – в очередной раз обрадовался Самарин. – Теперь вы понимаете, почему так важно суметь попасть на свободный белый квадрат?
–– И вы, конечно, знаете, как это сделать? – уточнила я.
–– Именно об этом моя последняя пьеса, над которой я сейчас работаю.
–– А есть ещё первая? – слишком откровенно ужаснулся Игорёша.
–– Пока их девять, – смущённо потупился Самарин.
–– А вы не пробовали отнести их в какое-нибудь издательство… или театр? – незаметно подмигнув мне, спросил Игорёша.
–– А зачем? – искренне удивился Самарин. – Мои пьесы охотно ставит на своих подмостках сама жизнь. И здесь всё взаправду: без занавеса, декораций, бутафорных кинжалов, накладных волос и выученных наизусть текстов.
Игорёша, поддавшись импульсу, машинально потянулся указательным пальцем к виску, но, спохватившись, вовремя остановился.
–– И как вам это удаётся? – торопливо спросила я, испугавшись, что мой муж может не удержаться и завершить начатое или повторить попытку.
–– Придумывать сюжеты? – не понял Самарин.
–– Нет. Вручать их жизни.
–– Никаких специальных усилий с моей стороны. Я только творю на бумаге – всё остальное делает она сама, не посвящая меня в детали. Пока ни одна пьеса не была отвергнута – всё сразу же запускается в производство. Мне остаётся наслаждаться игрой и оценивать качество получившегося спектакля, разыгрываемого в реальных условиях.
После объяснения Самарина мне нечего было ни спросить, ни добавить, ни возразить. Я выразительно посмотрела на Игорёшу, но тот так напряг все мышцы лица, чтобы не рассмеяться, что не мог выдать ничего членораздельного. Пауза, как удавка на шее, предательски затягивалась…
И тут я брякнула почти наобум (в такие моменты слова обычно вываливаются из меня самопроизвольно, как сухие горошины из треснувшего горшка):
–– А какое у вас образование? Вы филолог?
–– К счастью, нет, – замахал руками Самарин.
–– Почему же «к счастью»? – встрепенулся Игорёша, как всегда, не вовремя встряв в разговор.
–– Если ваша жена – филолог, то поверьте моему личному опыту: на одну семью это более чем достаточно, – огорошил своим объяснением Самарин.
–– Убеждает, – ехидно усмехнулся Игорёша.
–– А чем конкретно занимается ваша жена? – вернула я разговор в нужное мне русло.
–– Бывшая жена, – уточнил Самарин. – Чем-то настолько серьёзным, что за двенадцать лет совместной жизни я так и не смог в этом разобраться. Она писала на карточках однокоренные слова и выкладывала из них длинные цепочки по всей квартире. К примеру: брат, братик, братишка, братище, братишечка, братишенька, братилище, браток, браточек, братуха, братушка, братушечка, братан, братанок, братаночек, братаня, братанька, брательник, братка, братуля, братулька, братулечка, братуся, братуська, братусик, братусичек, братуня, братунька, братёныш, братёнышек, братёнышка, даже брателло… Ну и всё в таком же духе.
Из этих цепочек у неё каким-то странным образом получались абсолютно научные статьи. Она публиковала их в толстых солидных журналах с впечатляюще умными названиями, а ещё она читала лекции студентам. Всё вместе это называлось научно-преподавательской деятельностью и занимало не меньше шестнадцати часов в сутки. – Он грустно вздохнул и налил себе стопку.