–– А он, вообще-то, кто?
–– Вообще-то, он поросёнок. Неужели не похож?
Словно почувствовав, что разговор идёт о его персоне, упомянутый Фима, выразительно хрюкнув, уставился на меня своими наглыми меланхоличными глазками законченного плейбоя.
–– Я хотела спросить: он чей? – изменила я формулировку (всё-таки мне не откажешь в сообразительности).
Однако ни Фима, ни Гризельда Афанасьевна не оценили ни моих стараний, ни очевидных достоинств: первый возмущённо захрюкал, а последняя недоумённо хмыкнула:
–– А ты по отношению к самой себе когда-нибудь задавала такой вопрос?
–– Но… – я смущённо умолкла, подбирая подходящие слова для этой самонадеянной парочки. – Вы хотите сравнить меня с … Фимой? – наконец неуверенно выдавила я.
–– А почему бы нет? – вызывающе тряхнула косичками Гризельда Афанасьевна.
Фима одобрительно захрюкал, нервно позвякивая золотыми серёжками.
–– Животные, если они не дикие и не беспризорные, обычно кому-то принадлежат, – глупо улыбаясь, промямлила я.
От моих слов Фима пришёл в такое неописуемое волнение, что все издаваемые им звуки, слились в целый оркестр, исполняющий мелодию праведного гнева и пламенного негодования.
–– Фи-и! – недовольно дёрнула плечиком Гризельда Афанасьевна. – Какие жуткие определения: «дикие» и «беспризорные»! Куда уместнее, поэтичнее и свежее звучит «свободные». Твоя речь позволяет мне поставить весьма неутешительный диагноз: налицо все признаки запущенного «антропоморфного снобизма», протекающего в крайне тяжёлой форме.
–– А это лечится? – сделала я неуклюжую попытку пошутить.
–– Ис-хрю-чительно хрю-рургическим методом! – неожиданно грозно выхрюкнул с кресла Фима.
–– Точно! – обрадовалась Гризельда Афанасьевна. – Требуются самые радикальные меры. Пусть ощутит всё на собственной шкуре! Пока не прочувствует ситуацию изнутри – не поймёт.
–– А кон-хрю-ктно? – деловито уточнил рассудительный Фима.
–– Можно и конкретно. Давай превратим её в… гусыню? Нет, пожалуй, лучше в слониху – это грандиознее и весомее.
–– В следующей хрю-нкарнации? – плотоядно хрюкнув, уточнил кровожадный Фима.
–– Да прямо сейчас! Зачем откладывать?! И тогда посмотрим, ЧЬЯ она будет!
–– Хрю-то! – возбуждённо всплеснув копытцами, всхрюкнул Фима, явно не привыкший сдерживать свои поросячьи эмоции.
Вот тебе милашка, симпатяжка и очаровашка в одной поросячьей упаковке! Ах ты мерзкий хрюндель! И что плохого я ему сделала?
–– Но слониха здесь вряд ли поместится, – скептически оглядев нашу гостиную, охладила его пыл практичная Гризельда Афанасьевна. – Превратим-ка её лучше в…
Не на шутку перепугавшись, я решила вмешаться в их светскую беседу, непосредственно затрагивающую мои жизненно важные интересы, пока они не успели перейти от слов к делу:
–– А можно обойтись щадящими терапевтическими методами лечения? Обещаю быть сознательным и послушным пациентом. Готова выполнять все предписания прямо с этого самого момента.
–– Я не против, – подозрительно быстро согласилась Гризельда Афанасьевна, – но последнее слово всё равно за Фимой.
–– Хрю-н с ней! – царственным движением задрав пятачок, великодушно согласился Фима.
–– У-уф!! – я с облегчением вздохнула.
Вот уж не думала, что он окажется таким покладистым. И что на него вдруг нашло? Да, поросячья душа – потёмки. Впрочем, соваться в неё с фонариком я не собираюсь.
–– Эх, Гутя! – печально покачала головой Гризельда Афанасьевна. – Выйди на улицу и оглянись вокруг: многих иначе как рафинированными животными не назовёшь – живут простейшими инстинктами. Их ни дикими, ни беспризорными, ни даже свободными не назовёшь. Пожалуй, дрессированными.
Возможно, вам бы хватило отваги ввязаться в спор, а мне достало благоразумия промолчать. В таких случаях я предпочитаю держать кукиш в кармане: с одной стороны, это гарантирует мою безопасность, с другой – такая форма несогласия позволяет мне сохранить достойную мину. Считаю, что в подобных обстоятельствах – это, во-первых, проявление Соломоновой мудрости, а во-вторых, свидетельство актёрского мастерства. Да и какая мне разница, что думает о человечестве сладкая парочка, которая вполне может оказаться кислым плодом моего слишком разыгравшегося воображения? А ведь меня так и подмывало высказать этой противной Гризельде Афанасьевне, что с такой, с позволения сказать, распоясавшейся «покровительницей» и «заступницей», как она, и злейшие враги не нужны. Кто бы меня от неё защитил!