–– А знаешь, в чём разница между тобой и Фимой? – загадочно улыбнувшись, нарушила моё молчание Гризельда Афанасьевна (могу поклясться, что она, бесцеремонно покопавшись у меня в голове, прочла мои мысли).
–– ? – в ответ ей я фальшиво улыбнулась.
–– Он никогда не лжёт и не лицемерит.
Я покраснела, но продолжала хранить вежливое молчание.
–– Почему ты молчишь?
–– Предпочитает не связываться с нами, чтобы со-хрю-нить облик рафинированного животного, – усмехрюкнулся догадливый Фима.
–– Фима прав – меня вовсе не вдохновляет перспектива обзавестись хоботом и хвостом и встать на четвереньки, – подтвердила я. – Меня вполне устраивает моя наружность.
–– Жаль! Иногда бывает весьма полезно разрушить привычную картину мира! – небрежно заметила Гризельда Афанасьевна.
–– Торжественно обещаю, что как только у меня возникнет в этом острая необходимость, я непременно обращусь к вам за помощью, – заверила её я. – Но пока мне бы хотелось сохранить доступ ко второй сигнальной системе.
–– Да, милая, ты действительно умеешь говорить, но владеешь ли ты словом?
–– Я всегда полагала, что это одно и то же.
–– Увы, это не единственное твоё заблуждение. Надеюсь, кириллицу ты ещё не забыла?
–– Разумеется, нет: аз, буки, веди… Ну и так далее.
–– Тогда ты должна знать, что означает твоё имя. Давай, попробуй! – Гризельда Афанасьевна поощряюще взмахнула невидимой дирижёрской палочкой. – Ну!
Я тупо молчала, уставившись на свою неугомонную собеседницу.
–– Может, тебе напомнить твоё имя? – участливо предложила та.
–– Спасибо, не надо: я помню – Августа. А если произнести по буквам, то: аз, веди, глаголь, ук, слово, твердо, аз.
–– А теперь, как положено, соедини их в предложение.
–– Я ведаю, глаголю завершённое слово твёрдо я.
–– А теперь то же самое, но современным языком. Смелее, ты же языковед со званием и со стажем!
Я на секунду задумалась. Но только на одну секунду!
–– Я обладаю знанием, и произносимые мною слова наполнены силой и завершённостью.
–– Браво! – зааплодировала Гризельда Афанасьевна.
–– Хрю-во! – восторженно застучал копытцами по подлокотнику Фима.
Было заметно, что мне таки удалось вырасти в их глазах. Выходит, я всё-таки не совсем безнадёжна, раз смогла заслужить похвалу этих двоих, несколько минут назад готовых совершить надо мной самосуд, приговорив к превращению в огромное толстокожее животное с бивнями и хоботом.
Пока они настроены дружелюбно, надо закрепить достигнутый успех крепким чаем с клюквенным вареньем и расстегаем с грибами. Интересно, Фима ест расстегаи? Или предложить ему…
–– Неси всё, что есть, – прервала мои размышления Гризельда Афанасьевна.
Фима прохрюкал что-то нечленораздельное. Я расценила это как руководство к действию и направилась прямиком на кухню.
Спустя десять минут на стол было любо-дорого смотреть: я художественно выложила на него всё содержимое нашего двухметрового холодильника.
–– О-хрю-нительно! – так просто и ёмко оценил впечатляющий результат моих усилий восхищённый Фима.
–– А салфеточку можно? – зыркнув глазами по тарелкам, сладким голосом попросила Гризельда Афанасьевна.
Я стремглав бросилась на кухню, но мой спринтерский забег был прерван звонком в дверь. На пороге стоял Жэка.
–– Нас отпустили: последних двух уроков не было – Тата заболела, – радостно сообщил он, стягивая куртку.
–– Кто заболел? – переспросила я.
–– Наша химичка, Тамара Тарасовна; сокращённо – Тата. А Валендра отказалась её заменять – она с ней в контрах.
–– Почему? – по инерции и по собственной глупости брякнула я.
–– Да нашего физрука не поделили.
По вполне понятным для любого родителя причинам я решила увести разговор от более опасной для меня темы к менее опасной.
Поэтому, оставив без внимания последнее предложение Жэки, я вернулась к предыдущему:
–– А Валендра – это… дай догадаюсь… Валентина Александровна. Верно?
Мне показалось, что я была вполне убедительна, но Жэка всё равно умудрился огорошить меня своей откровенностью.
–– Не угадала. Валендра – это помесь выдры со сколопендрой – с явным удовольствием объяснил он.
Убедившись на собственном опыте в том, что прозвище (а вовсе не имя) можно уподобить вывеске над дверью, и помня, что устами младенца (к каковым со спокойной совестью можно причислить и Жэку) глаголет истина, я решила воздержаться от комментариев, чтобы не услышать объяснений, на которые мне нечем будет возразить. Мама непременно обозвала бы такое моё поведение вопиюще антипедагогичным, а Ната – грубо нарушающим условия всемирного заговора взрослых против детей. Но чего не сделаешь ради сохранения родительского авторитета в глазах сына-подростка, особенно если об этом никто не узнает?