- Товарищ командир, подъем! Я мигом проснулся.
- К вам какой-то солдат от Яна из Вилейки.
- Давай его сюда, Ефрем!
В шалаше у меня горела свеча на чурбаке, смятая постель из сена была накрыта ветхим одеялом, в углу лежали наган и маузер.
- Садись, Антон,- сказал я вошедшему парню, показывая на одеяло, и начал сворачивать самокрутку.
Антон сел, вытянул ноги и облегченно вздохнул. Я прикурил от свечки и приготовился слушать. Ночной гость принес известия чрезвычайной важности. Нашему отряду поручалась исключительно ответственная и на редкость сложная боевая операция.
Когда Антон кончил говорить и откинулся на суконное одеяло, я разложил карту и стал думать. Заметив, что связной клюет носом, я вышел, принес печеных картофелин, кусок ржаного хлеба, соли и полкрынки простокваши.
- Ешь и спи. Обратный путь неблизкий. А я приступаю к исполнению.
Вышел из шалаша, разбудил своего заместителя Филиппа Яблонского и рассказал ему о задании. Тот мгновенно загорелся.
- Стась! Это потрясающе! Мы возьмем город штурмом!
- Город нам не нужен, Филипп. Наша задача - освободить политзаключенных. Будем брать штурмом тюрьму.
- Здорово! Довольно гноить нас в застенках. Свободу товарищам коммунистам!
- Филипп, а если без лозунгов, то с чего начнем? Учти, город переполнен полицией и жандармами, мало того, в предместье стоит 26-й уланский полк. Операция должна быть не столько лихой, сколько умной.
- Начнем, как обычно, с разведки. Так, Стась?
- Так, Филипп.
Утром в уездный город Столбцы отправились наши разведчики. За неделю пристальных наблюдений и осторожных расспросов они установили численность и вооружение воинского гарнизона, полиции, жандармерии, расположение часовых и сроки смены караулов, освещенность улиц и переулков. Главное внимание ребята сосредоточили на тюрьме, в которой ждали суда и расправы активные подпольщики, в их числе руководящие работники ЦК Компартии Западной Белоруссии И. К. Логинович (Павел Корчик) и С. А. Мертенс (Стефан Скульский). Выяснили ее внутреннюю планировку, уточнили, в каких камерах содержатся партийные активисты.
Данные разведки позволили командованию отряда разработать детальный план освобождения коммунистов. Как во всякой хорошо продуманной партизанской операции, тактика здесь базировалась на психологии. Польские оккупанты чувствовали себя в Столбцах вольготно и безопасно. Прецедентов нападения на уездные города не было, отсюда следовало, что внезапный ночной удар и четкие, стремительные действия бойцов деморализуют противника, посеют панику и растерянность. Пока враг придет в себя, операция завершится взятием тюрьмы и отходом обратно в Налибокскую пущу.
Успех решали внезапность и стремительность, и не было нужды бросать в дело весь отряд, напротив, чем компактнее штурмовые группы, тем они подвижнее в условиях городского боя. Командование отобрало для участия в налете 58 человек и разбило их примерно на три равные части. Одна группа во главе с Адамом Дзиком перекрывает дорогу, идущую в Столбцы из его пригорода Ново-Сверженя, где дислоцировался уланский полк. Вторая, руководимая Филиппом Яблонским, атакует полицейское управление и староство (уездную управу), расположенные в одном здании. Третью командир отряда ведет сначала на железнодорожную станцию, где она уничтожает полицейских и жандармов, затем - на солдатскую казарму, расположенную по соседству с тюрьмой, и, наконец, на штурм самой тюрьмы и вызволение арестованных.
В ночь на 4 августа группы порознь вошли в Столбцы. Я с 18 бойцами встретил в условленном месте разведчиков Алексея Наркевича и Петра Иоду. Они провели в городе неделю, уточняя ранее полученные сведения, и в дополнение к ним сообщили, что вся территория тюрьмы с прилегающими к ней караульным помещением и казармой освещается яркими прожекторами, кроме того, охрана располагает станковым пулеметом. Я поблагодарил их и сказал партизанам, что новые данные разведки потребуют от всех более слаженных и молниеносных действий. Малейшее промедление грозит нам потерями и провалом задания.
Группа передвигалась короткими перебежками и была уже вблизи вокзала, когда из постарунка (полицейского участка) вышел заспанный страж и стал вслушиваться в ночную тишину. По моему знаку Филипп Литвинкович и Иван Ремейко подкрались к нему сзади, набросили на голову мешок, скрутили ремнями. В кармане у него нашли револьвер. Обезвредив полицейского, ринулись на станцию. Жандармский пост был здесь невелик, и мы уничтожили его за несколько минут. Телеграфистам приказали выключить аппараты, не принимать и не передавать никаких депеш. Показали им оружие для убедительности и ушли, оставив в целости все оборудование. Это была наша ошибка, о последствиях которой стало известно позже.
Казарма находилась в 200 метрах от станции. Когда мы подбегали к ней, услышали стрельбу в районе полицейского управления и на дороге из пригорода. Последнее удивило меня: очень уж быстро пришло уланское подкрепление из Ново-Сверженя! Но задумываться не было времени, группа атаковала казарму, закидала окна гранатами, расстреливала выбегающих из винтовок и ручного пулемета.
На застекленной веранде казармы я увидел офицера. Он схватил телефонную трубку и стал звонить. Ну, думаю, разговор не состоится. Выстрелил в него из маузера, а он не падает. Что за дьявол! Выручил меня Наркевич.
- Да убил ты его, убил! Он же в кресле сидит, потому и не падает.
Мои ребята уже уничтожали тюремную охрану. Сопротивление солдат было сломлено, и мы ворвались внутрь тюрьмы, готовясь к схватке в коридорах, к взлому дверей камер. Но нас встретили безлюдье и брошенные связки ключей: надзиратели перепугались и сбежали. В несколько секунд мы открыли камеры и освободили всех заключенных. Мне едва удалось перекричать их радостный шум.
- Здесь товарищи Корчик и Скульский?
- Здесь! Здесь! - откликнулись они, еще слабо веря всему происходившему.Кто нас освобождает? - спрашивают.
- Отряд Мухи-Михальского! - ответил я и распорядился: - Всем покинуть здание! Отходим на базу!
Вместе с нами из тюрьмы вышли три десятка бывших заключенных.
Бой на улицах города продолжался. Партизаны Яблонского и Дзика отбивались от полицейских и улан. Когда последняя атака врагов захлебнулась, все группы собрались в один кулак и стали организованно покидать Столбцы. Но тут из пригорода прискакал свежий эскадрон улан. Бойцы залегли и встретили конный строй винтовочными залпами и шквальным огнем из пулеметов. Встали на дыбы кони, полетели наземь убитые всадники, впечатление у кавалеристов было такое, что против них дерется целый стрелковый батальон. Уцелевшие уланы повернули назад. Партизаны погрузили на коней четверых раненых товарищей, переправились через Неман и углубились в лес.
В середине дня нас нагнали конные каратели. Но мы отбили их атаку и ночью в лесу Бараний Бор сделали привал.
На партизанской базе в Налибокской пуще я доложил Павлу Корчику и Стефану Скульскому о работе отряда, о политическом положении в окрестных районах. Освобожденные товарищи поблагодарили бойцов за отлично проведенную операцию и приняли участие в ее разборе. На нем было выяснено, почему так быстро пришла помощь гарнизону города: ее вызвали телеграфисты, оставленные нами у действующих аппаратов. Хорошо, что эта оплошность не смогла в корне изменить ход событий. Удар партизан был сокрушителен, а их героизм беспределен.
Тем временем хорошо законспирированные разведчики сообщили нам из Столбцов, что через несколько часов после партизанского налета в город вошли регулярные воинские части: пехота, артиллерия, броневики. В уезде введено осадное положение. Звучное эхо Столбцовской операции прокатилось по всей Польше. Но среди приятных известий была одна горькая подробность. В суматохе боя никто не заметил, как тяжело раненным упал славный разведчик Петр Иода. Уланы схватили его, избили и провели по улицам, подгоняя прикладами. Он еле переставлял ноги, опухший и окровавленный, сопровождаемый сострадальческими взглядами и глухим ропотом трудового люда. Военный суд оккупантов приговорил Иоду к смертной казни.