Еще более кровавый удар по минскому партийному подполью враги нанесли в сентябре и октябре. После осеннего провала подпольный горком партии в самом Минске не восстанавливался, и руководство подпольем стало осуществляться из партизанских отрядов и бригад. Тем самым достигались более гибкая координация и взаимосвязь деятельности подпольщиков и партизан и в гораздо большей степени гарантировалась сохранность руководящих партийных органов, ценных кадров подполья.
Насаждаемая отрядом особого назначения подпольная сеть в столице Белоруссии и на железнодорожных узлах не имела соприкосновения с нелегальными группами, созданными в начале войны. Суровые законы конспирации диктовали нам обособленность от них, потому что две карательные кампании не могли пройти бесследно для патриотических организаций Минска. По всей вероятности, в них орудовали провокаторы. Оставшиеся на свободе прежние подпольщики скорее всего находились под тайным наблюдением гитлеровских сыщиков, служили как бы приманкой для неопытных конспираторов и горячих голов. Этот вывод я сделал на основании своего предыдущего опыта и руководствовался им, создавая новую сеть.
Думаю, что подпольщикам, работавшим под началом нашего спецотряда, удалось избежать многих провалов, хотя и они не были, разумеется, полностью застрахованы от гибели. Борьба шла ожесточенная, рисковать приходилось на каждом шагу, и потери иной раз становились просто неминуемы. Не надо забывать, что против нас действовала одна из сильнейших в мире секретных служб, накопившая огромный опыт подавления патриотических сил в своей собственной стране и на территории всех оккупированных стран Европы.
В июле 1942 года фашистские контрразведчики из абвера схватили командира нашей подпольной группы Леона Антоновича Янковского. Он работал в стане врага бургомистром волости Федорки Бегомльского района. Будучи честным человеком, глубоко преданным Родине, Янковский умело разработал легенду, будто бы он бывший кулак, сильно пострадавший от Советской власти. Его родственники, проживавшие в Федорках, подтвердили эту выдуманную историю. Оккупанты поверили ему и назначили на административную должность. Пользуясь ею как прикрытием, отважный подпольщик сколотил группу патриотов и проводил нелегальную работу. Он давал приют окруженцам, снабжал партизан продовольствием, саботировал распоряжения немецких органов, защищал население от реквизиции скота и зерна. На допросах Леон Антонович ничего не сказал, никого не выдал и умер на фашистской виселице как истинный герой.
Гитлеровские шпионы старательно выслеживали наш отряд. Разведчики то и дело доносили, что в деревнях появляются незнакомые люди и допытываются, как попасть к партизанам. Одного такого любопытствующего наши бойцы задержали в деревне Сухой Остров и привели на базу. По пути он пытался бежать, но неудачно.
- Чего удираешь? - спросил его политрук Сермяжко.- Сам просился к партизанам, а теперь даешь стрекача.
Задержанный тяжело дышал, волновался, а немного успокоившись, объяснил:
- Кто вас знает. Вдруг вы не партизаны, и это сплошная провокация.
- Вот чудак, - сказали бойцы.- Провокаторы тебя в лес не повели бы, а сдали коменданту в райцентре и помянули бы твою душеньку имперским шнапсом.
Прошли с километр, он опять, как заяц, прыг в кусты. И вновь у него ничего не получилось. Разведчики связали ему руки и в таком виде привели ко мне.
- Поговорите с ним, товарищ майор,- сказал Константин Сермяжко.- Может, он и не враг, но на кой черт порядочному человеку убегать от партизанской разведки?
Я оглядел задержанного: коренастый, несколько рыхлый мужчина с короткой толстой шеей, из-под пиджака виднеется холщовая рубаха, на ногах блестят галоши. По первому впечатлению заурядный деревенский парень. Глаз не подымает, один раз лишь посмотрел на меня и опять потупился.
- Развяжите ему руки,- сказал я разведчикам.
Они немедленно выполнили приказание. Парень смахнул комаров с лица, растер затекшие кисти и шагнул ко мне, поняв, очевидно, что я командир.
- Зачем же связывать? - заговорил он.- Я же советский человек. Я хочу бороться с оккупантами.
- Почему пытались бежать? - задал я вопрос.
- Кто вас знает. Вдруг вы не партизаны, и это одна провокация,- заученно пробубнил задержанный.
Он сказал, что был в немецком плену и вот уже два месяца как бежал.
- В каком лагере были?
- В Минске, на улице Широкой.
- Где скрывались после побега?
- Сперва в лесу, потом в Радзевичах, Ейпаровичах, последнее время в Сухом Острове. Искал партизан, хотел вступить в отряд...
Легенда была правдоподобной, однако задержанный вызывал подозрения. Я слушал его и думал, что каждую его версию необходимо тщательно проверить. Мимо проходила с выстиранным бельем Настя Богданова. Увидев незнакомца, подошла ближе.
- Честное слово, тот самый! - прошептала девушка. Задержанный побледнел и отвернулся.
- Какой тот самый? - поинтересовался я.
- Немецкий переводчик! - ответила Настя.- Проверял документы по дороге в Минск.
- А ты не ошибаешься? - усомнился я.
- Давайте еще взгляну,- попросила партизанка.- Узнаешь меня, фашистская шкура?
- Не узнаю,- сказал задержанный.
- Он! - крикнула Настя.- Честное комсомольское, он!
- С каким заданием посланы? - напрямик спросил я. Он промолчал, я повторил вопрос, разведчики взяли автоматы наизготовку.
- Отпустите,- заныл парень,- я не виноват!
- Кто послал, с каким заданием?!
- Минская СД,- с трудом выдавил задержанный.
- Задание?!
- Я должен был следить по деревням, к кому приходят партизаны. Разведать партизанский лагерь и какие у них силы...
- Много сведений передал в СД?
- Еще ничего... Я только начал...
- Кому должен передавать сведения?
- В Логойск... Начальнику гарнизона...
Я расспросил, кто является начальником гарнизона в Логойске, сколько там гитлеровцев и полицейских, чем они вооружены. Шпион, надеясь спасти свою жизнь, подробно отвечал. Я записал его показания, затем позвал Воронянского и Тимчука.
- Знакомьтесь, - сказал им, - агент минской СД. Что будем делать?
- Расстрелять предателя, - брезгливо промолвил Воронянский.
Услышав его слова, шпион внезапно рванулся из-под охраны и кинулся в кусты, но сильный удар прикладом повалил его на землю.
После июльского сражения спецотряд расстался с партизанскими отрядами "Борьба" и "Мститель" и, обходя Минск с востока, перебазировался южнее, в Червенский район. Но мы недолго пробыли в одиночестве. Скоро к нам присоединился отряд "Непобедимый" во главе с лейтенантом Тимофеем Ивановичем Кусковым, высоким, стройным, всегда выбритым, подтянутым. Под его началом состояли обстрелянные бойцы, попавшие в начале войны в окружение, но сохранившие высокий моральный дух и все качества советских воинов.
Взаимодействие с отрядом "Непобедимый" было у нас налажено очень хорошо. Вместе с Тимофеем Ивановичем мы стали подумывать о слиянии. Сообщили о нашем намерении в Москву, и начальник Центрального штаба партизанского движения П. К. Пономаренко подчинил мне отряд Кускова. Я показал лейтенанту радиограмму и спросил, как он смотрит на то, чтобы стать моим заместителем.
- Товарищ майор, - отрапортовал Кусков, - не должности и чины держат нас здесь. Готов к выполнению любых новых обязанностей.
- А чтобы твоим ребятам не было обидно,- сказал я,- все мы примем название твоего отряда.
- Согласен, Станислав Алексеевич,- ответил Кусков.
- Надеюсь, оправдаем имя "Непобедимого"?
- Непременно оправдаем!
Теперь нас стало около 200 человек. Отряд был боеспособный, дисциплинированный, мобильный, и я мог со спокойным сердцем переключить свое внимание на главную цель - на Минск. Наши разведчики более месяца не встречались с подпольщиками Кузьмой Матузовым и Георгием Краснитским, мы не имели сведений о том, как у них идут дела, пополнились ли диверсионные группы надежными людьми.