— Благие слова! Мы не из тех, что сдаются без борьбы! Сам не понимаю, что на меня накатило — морок какой-то! — Бухло потянул себя за ус. — Ну, котофей, давай-ка песню, чтоб сердца забились живей! Верю, все у нас пойдет на лад!
— Нас ждет удача! — Глазищи у кота разгорелись зеленым огнем, и он поднял хвост, как знамя победы.
Бухло загудел басом, а кот вторил ему, подмяукивая, и песня разнеслась по широким просторам:
Припев, раскачиваясь в такт, поддержали и мы с Мышиком:
И снова грянул Бухло, а кот подпевал:
А потом все вместе:
И вот ясной зеленью окрасились пушистые облака, из-за них вынырнула луна и, верно из любопытства, тяжело покатилась за нами, да никак не могла угнаться. Под дружескими порывами ветра мы взвились высоко-высоко. И я ощутил всю прелесть этого ночного бегства из дому, потому что знал: мы и в самом деле нужны в Блабоне, ведь спешим на помощь!
Меня переполняла нетерпеливая радость, сродни радости горного потока, когда он взломает ледяной покров и, вспененный от спешки, мчится, перепрыгивая через валуны. Во мне рождалась песня, хоть я не знал еще ни слов ее, ни мелодии… Я начал насвистывать, будто черный дрозд, который выстилает гнездо и о каждой принесенной травинке оповещает весь мир: он-де занят великим делом, он строит, он уверен, что выстелет мягкое ложе по крайней мере для тройняшек.
Неужели меня снова посетила та самая обманчивая радость, о которой я почти забыл? Когда-то, давным-давно, нехотя плелся я в школу и вдруг неожиданно для себя сворачивал в окольные переулки, добирался до пригородного вокзала и через час оказывался в лесу. Закинув руки за голову, устраивался в густой траве под благоуханными майскими ветвями и долго провожал взглядом лучезарные облака. Птицы не пели, они словно задались целью перекричать друг друга и галдели в густом колючем терновнике. Я пальцами расчесывал пышную траву, приобщался к кипучей жизни земли. В глубине души рождалась готовность помочь любому, кто нуждается в помощи, пусть даже меня не просят и не призывают. Я переворачивал упавшего на спинку темно-синего жука, беспомощно перебиравшего лапками. Вытаскивал из ямы, выкопанной под заборный столб, оголодавшую лягушку, спугивал сороку, гнавшую маленького воробышка — он беспомощно махал слабыми крыльями, от которых было больше шуму, чем проку. Грустный взгляд маленькой девчушки из-под слипшихся от слез ресниц — и я раздевался и, с трудом вытаскивая ноги, брел в иле, чтобы выловить тонущую куклу. Девочка выхватывала у меня из рук этот намокший и грязный комок, молча прижимала обеими руками, а во мне родничком била неистовая радость, и я счастлив был оделить ею весь мир.
— Как это нам удалось не разбиться о деревья? — спросил Бухло, обмахиваясь своей кожаной шляпой.
— Знаешь присловье: «Камень с сердца свалился»? Так вот, мы в самый последний момент сбросили во мрак под кабиной все наше черное отчаяние, тяжкие, как свинец, сомнения и уныние. И сразу полегчало — нам и шару. Нельзя поддаваться собственному бессилию. Именно это рассчитывает внушить нам недруг, отсюда рождается рабская покорность, мы сами себе связываем руки и сдаемся в неволю. Надобно уметь самим помочь себе, а мы ожидаем помощи от всего мира, который вовсе не спешит с этой помощью… Бережно раздувай едва занявшийся огонек надежды, после друзей поищи, брось клич, обратись к их верности… А когда выйдешь на бой, они встанут с тобой плечо к плечу! И друзей будет все больше и больше. Вот увидите, мы выиграем!
Шар, слегка накренившись, уверенно летел в сторону Блаблации.