— Заседание объявляется открытым! — возгласил председатель, и свечи в люстрах — или что там горело — сразу вспыхнули ярче. — Слушаем тебя, Онуфрий! Держи в узде обуревающие тебя чувства и будь краток. Здесь не место для проявлений гнева, пусть и праведного. Ни к чему и красноречие с многословием: ведь мы уже знаем, что привело тебя сюда. Все что ты скажешь, и все что скажет ответчик, нужно лишь для внесения в протокол, который впоследствии смогут прочесть все желающие — для назидания, и ради убеждения в том, что Справедливость действительно существует и не попирается ни в каком случае.
_ Меня зовут Эгланан! — неуверенно вякнул Онуфрий, сраженный тем, что его назвали Онуфрием. — Я король!
— Больше нет, — отрезал председатель.
— Но обряд надо мной совершили преступно!
— Если мы выясним, что это действительно так, то вернем тебя в прежнее состояние, а виновного накажем. Однако пока твое заявление сомнительно. Никто не может считаться преступником до вынесения приговора.
«Да здравствует презумпция невиновности! — подумал я. — И Суд Высшей Справедливости — самый гуманный суд в Игроверсуме!»
— Не дерзи, смертный! — раздался голос у меня в мозгу, и я понял, что ко мне мысленно обратилась Сехмет. — Ты слышал такое выражение — «прикусить язык»? Наверное, слышал. А здесь лучше прикусить и мысли — если хочешь, чтобы у тебя осталось чем думать.
Конечно, для меня правильнее всего было бы последовать совету. Но какая-то часть моего существа всеми силами воспротивилась этому. Заносчивая зверошлюха! Ты что из себя представляешь, непись хвостатая, чтоб мне указывать? Тебя когда-то создали такие же люди как я — ЛЮ-Ю-Ю-У-У-У-ДИ, понимаешь? Да и то не вручную, а с помощью программ. Не слишком хороших — написанных наскоро за еду какими-нибудь индусами. И ты теперь раскрываешь свою вонючую пасть и смеешь требовать, чтобы я воспринимал тебя и еще дюжину таких же управляемых скриптами вурдалаков серьезно? Вы тут, видно, начисто позабыли, что над вами есть еще и Демиурги, которые о вас забыли тоже, однако могут в любой момент вспомнить, счесть ненужными, и отключить всю вашу псевдореальность нахер!
Женщина-львица только усмехнулась. Похоже, моя ярость ее позабавила. А меня нет. Кажется, я не злился так никогда в жизни. Еще немного — и бросился бы на Седалище рубить присяжных вместе с председателем, благо меч находился при мне.
— Успокойся! — сказала Сехмет. — Я просто хотела проверить, действительно ли ты так необычен, как о тебе говорят. А сильные эмоции очень хорошо высвечивают внутренний мир человека. И еще: если хочешь знать, я не НПС. Когда-то была, — но в Версуме почти со дня его возникновения активно шли процессы замещения неписи игроками. Все сколько-нибудь интересные и значительные искусственные личности заменялись настоящими. Впрочем, неинтересные и незначительные тоже — из-за иммунитета к убийству, который статус НПС давал на первых порах. И сейчас подлинных неигровых персонажей в любой из старых вселенных не так уж много. А в некоторых вообще нет.
— Но как же так? — растерялся я, позабыв даже расстроиться от того, что богиня настолько легко меня затроллила. — Ты не можешь быть просто игроком… Ты ведь не божество какой-нибудь священной горы, существующей только тут… То есть я хочу сказать, твой перс принадлежит многим вселенным!
— Значит, я и сама принадлежу к числу тех, кто находится выше отдельно взятых маленьких игр, — со скучными интонациями пояснила Сехмет. — Мы их переросли и развлекаемся большими.
— Мультиигроки! — прошептал я, позабыв о необходимости говорить мысленно. Но, кажется, мои губы не шевельнулись, а изо рта не вылетело ни звука. — Разве такое возможно?
— А почему нет? — удивилась моя собеседница. — Всегда и везде было и будет возможно все, что не запрещено… Однако на твоем месте я не углублялась бы теперь в размышления о тонкостях устройства Версума, — насмешливо добавила она. — Пока Демиурги не отключили нашу реальность, она будет оставаться не менее настоящей, чем их собственная. И тебе следует позаботиться о том, чтобы жить в ней дальше оказалось не слишком паршиво.