Давно ли он вышел? Уж не прошел ли он здание на краю поселка? Пробирался вперед. Быстрее. В темноте мелькнул неясный свет. Евгений вошел в дом, отряхнул снег и с чувством облегчения стал подниматься по деревянной лестнице. Он отворил дверь в общую спальню, положил саквояж на кровать и присел на стул у печки. Огромная комната, вмещавшая человек сорок, была почти пуста. В углу трое, укрывшись одеялами, играли в карты. При его появлении обернулись. Немного помолчали, потом один из них сказал:
— Доктор, она в комнате наверху…
Да, ведь его позвали к больной, надо спешить. Он поднялся по винтовой лестнице в чердачное помещение. Там было пусто. Не только на самой шахте, не только в соседних домах, но и здесь, в управлении, куда все переселились, было пусто. Все словно вымерло. Только в конце коридора он увидел двух женщин.
— Больная здесь? — спросил Евгений.
— Здесь, — испуганно ответили они.
На постели лежала жена Костадина. Покатый потолок нависал над ней, она могла бы дотронуться до него рукой. Евгений наклонился и спросил, что с ней.
У женщины открылось кровотечение. Она была беременна.
В углу стоял Костадин. Женщины, которых он видел в коридоре, вошли в комнату. Встали на пороге, скрестив на груди руки.
Простыня пропиталась кровью. Кровотечение началось вчера с полудня, но за ним не послали. Вот еще одно доказательство, как мало ему верят. Да и позвали только потому, что другого выхода не было.
Евгений обернулся к ним:
— Нужно немедленно отправить больную в город. Надо сделать операцию… кесарево сечение. Здесь нельзя.
Осмотрелся. Чердачная комната. Потом прибавил:
— Это не опасно, но надо немедленно принять меры. Это состояние называется плацента превиа. Нужны инструменты, операционная.
Он говорил и говорил. Всегда, когда ему становилось страшно, он говорил.
Плацента превиа. Какое значение имеют для этих людей латинские слова? Он произносил их потому, что хотел показать свою ученость. Латинское название похоже на фейерверк. Он совсем забыл, что в присутствии больной нельзя упоминать об операции. Опять он говорил одно, а думал другое. Как красная лента счетчика, перед ним мелькали строки из учебника: «Даже в случае образцово проведенного лечения смертность при этом опасном осложнении беременности превышает двадцать процентов». Только это и вертелось перед глазами. Двадцать процентов.
Вдруг он услышал:
— Как же мы ее повезем, доктор? Ведь по снегу не пройти.
И лента счетчика, и сердце — все остановилось.
— Нет никакой возможности?
— Ты же сам знаешь… Такой снег… — И женщины опять замолчали и скрестили руки на груди.
Евгений отбросил одеяло, еще раз осмотрел больную. Ошибки в диагнозе не было. К сожалению, не было. Что угодно, только бы не это!
— Лежите спокойно… — сказал он и тут же, уже по привычке, подумал, что опять сказал глупость.
На этот раз единственное, что он мог сделать, это сказать: «Лежите спокойно». И дать опиум. У Евгения всегда была отличная зрительная память. Он занимался по записям двоюродного брата, и там в самом низу страницы, слева, рядом с последними строками, были цифры. На полях. Первое, второе. Первое — спокойствие, второе — капли опиума. Но эти меры могут быть действенны лишь в самом начале, а не на второй день кровотечения.
Случай был безнадежный. Он посмотрел на больную. Восковое лицо, черные волосы, провалившиеся глаза. Огромные тени вокруг них. Тени, как берега озера, вода из которого уходит. Только на дне осталось ее совсем немного. Блестит, как тлеющий огонек.
Он дал капли. Через некоторое время повторил, и так несколько раз, чтобы больная лежала спокойно; оставил в комнате саквояж и вышел. Быстро сбежал по лестнице. Метель не стихала, она никогда, наверно, не стихнет. Опять он зашагал вверх, к медпункту. Летом на это требовалось всего десять минут, сейчас — полчаса. Холодно, снег мелкий, пушистый, совсем не прилипает, казалось даже, что ступаешь не по снегу, а по воде. Он проваливался в снег по пояс, лицо осыпала колючая пыль — так он добрался до медпункта. Весь продрог… Даже не закрыв дверь, схватил с полки руководство по акушерству. Советский профессор Скробанский писал, что можно попытаться применить тампонаду, но так как трудно добиться полной стерильности, многие видные акушеры отказываются от этого метода. Поэтому, наверно, в тетради, среди записей по акушерству, об этом ничего не говорилось. Перелистал страницы. В диагнозе ошибки не было. Прочитал про осложнения. Эмболия и внезапная смерть.
Он докажет, что ничего невозможно было предпринять. Но суд, адвокаты, прокурор…