Что было сделано для того, чтобы бороться с таким положением дел и за поднятие боеспособности армии к кампании 1918 года?
В тыл выводились лучшие части, с тем чтобы, влив в них новобранцев, создать новые армии, верные Временному правительству. Но приходившие новобранцы были настроены так, что не только сами не поддавались военному воспитанию, но быстро разлагали те части, в которые их вливали.
Были изданы правила, определявшие обязанности командного состава и комитетов, но никто их не выполнял. Введенные дисциплинарные суды отказывались судить и никакого влияния на подъем дисциплины не оказали. Армия неудержимо разваливалась.
Таково было положение.
По мере того как я говорил, лица собравшихся тускнели. Все, что говорил военный министр, было, конечно, всем известно. Но оставалась еще какая-то надежда, что все образуется. В сутолоке жизни армию забывали и думали о другом. А между тем в армии отчетливее всего отражался процесс разложения буржуазной государственности, ускоряемый тем, что буржуазия саботировала все основные требования народной массы о мире, земле и положении рабочего класса.
Заканчивая свое выступление, я увидел, что слушавшие смотрят на меня с недоумением. Я чувствовал в их взглядах тот же вопрос, который я сам постоянно задавал своим сотоварищам по министерству: «Ну так что же? Какие практические выводы вы делаете из того, что вы сказали?»
Я почувствовал, что не имею права ограничиваться только простой информацией. Поставленный на ответственный пост, я должен сделать из всего сказанного практические выводы и сказать что делать.
Я не знал, вправе ли делать выводы, на которые не только не был уполномочен правительством, но которые оно решительно отвергло. Но колебание длилось мгновение, и я продолжал:
— Я пришёл к полному убеждению, что дальше мы воевать не можем. Боеспособность армии восстановить невозможно. Тяга армии к миру сейчас непреодолима. [394]
Имеются сведения, что многие части с наступлением зимы просто уйдут из окопов. Единственное, что нам остается, это немедленно заключить мир с Германией. Это даст нам возможность спасти государство от полной катастрофы. Что касается меня, то я не могу оставаться в правительстве и уже просил освободить меня от работы в министерстве. Замена мне подыскивается.
Я закончил свой доклад, но и здесь, как и на заседании Временного правительства, не нашлось никого, кто поддержал бы мою точку зрения. На меня накинулись со всех сторон правые, левые, кадеты, представители фронтовых солдатских соглашательских комитетов.
Прежде всего пытался возражать Терещенко. Он утверждал, что такой же недостаток продовольствия был и год назад, и все-таки войска, несмотря на это, как-то прокормились. По мнению Терещенко, мои предложения играют на руку немцам.
Меньшевик Иков поинтересовался, как быть с союзниками, которые не дают согласия на заключение мира.
Я ответил, что есть способы заставить их внимательно прислушаться к нашему голосу и начать вместе с нами переговоры о мире. К нашему фронту приковано 130 дивизий противника. Если мы заключим сепаратный мир, то эти дивизии будут переброшены против союзников и нанесут им тяжелые удары. Им выгоднее поэтому вступить вместе с нами в переговоры с Германией. Если же и это не подействует, нужно дать понять, что наши долги союзникам очень велики, и в случае если бы Россия была разгромлена, Франция и другие союзники потеряли бы все свои вложения.
Представитель армейских комитетов Розенблюм предложил все-таки продолжать борьбу, улучшая снабжение армии и выполняя те мероприятия, на которых еще в августе настаивала революционная демократия.
Совещание закончилось. Решено было потребовать у правительства, чтобы оно в целом изложило свой взгляд на положение дел, так как военный министр высказал лишь свою точку зрения, не согласованную с остальными членами Временного правительства.
Даже социал-демократ Мартов ничего не сказал.
Когда я встал из-за стола, то увидел, что все от меня отвернулись. И только один Дмитрий Иванович Нечкин, [395] не смущаясь общим настроением, дружески ободрил меня:
— Что же делать, Александр Иванович! Правы вы или не правы, покажет будущее. Но раз это ваше убеждение, хорошо, что вы его мужественно высказали.
Терещенко прямо с заседания Предпарламента поехал на заседание правительства в Зимний дворец, и по его докладу было признано, что «военный министр на заседании комиссии по обороне в Совете Российской республики неожиданно, без ведома и предупреждения правительства, выступил с весьма категорическим заявлением о необходимости немедленно заключить мир, даже в случае несогласия на это союзников».